Поэт в своём отечестве

В 8 лет он стал снайпером на фронте, к 30 – титаном русской поэзии. Обожание – от Лили Брик, предисловия к книгам – от академика Лихачёва, поездки за границу – от власти советской. На днях в Петербурге умер преемник Маяковского, футурист-смертник Виктор Соснора.

Он начал очень ярко и сразу был окружён невероятным признанием – например, от Николая Асеева и Лили Брик. Предисловие к его первой книге написал академик Лихачёв, сразу после была поездка в Париж в составе литературной делегации. И там – снова восторг, уже со стороны Эльзы Триоле и Луи Арагона. Многие не верили, что этот юноша – слесарь и студент-заочник, а не родственник какого-то высокопоставленного лица. Отсюда шли слухи: Соснора – внук Молотова. К Молотову его семья действительно имела отношение, но отнюдь не родственное. Родители Сосноры, Александр Иванович Соснора и Ева Вульфовна Горовацкая, были цирковыми артистами, эквилибристами, какое-то время они работали вместе с племянником Молотова, актёром Борисом Чирковым. Он-то и смог вырвать Александра Соснору из лап НКВД в 37-м году, и очень вовремя – от пыток тот уже не мог ходить.

О своём происхождении от польских шляхтичей, тевтонских рыцарей и местечковых евреев Виктор Соснора напишет:

Этот город коротал мой дед Баторий,
этот город городил мой дед Корнелий.
Третий дед мой был застенчивый, как мальчик,
по шеям стучал пропойц костылями.
Иудей был дед.
И, видимо, корчмарщик.
А четвертый дед тевтонец был,
эстляндец.

(«Пльсков»)

Под дедами имеются в виду прадеды. Кстати, надо отметить, что девичья фамилия бабушки поэта по отцовской линии была Барклай де Толли. В семь лет Виктор Соснора был вывезен из блокадного Ленинграда. С той самой бабушкой они уехали на Кубань, вскоре оккупированную. Учиться он начал в оккупационной школе, русский получалось учить только по старинной Библии и текстам летописей, которые оказались у учителя. На всю жизнь у Виктора Сосноры сохранится любовь с древнерусскому языку и культуре Киевской Руси. Этому, в частности, переосмыслению «Слова о полку Игореве» и посвящены его ранние стихи, мгновенно сделавшие его знаменитым.

Дмитрий Лихачёв так пишет о детстве Виктора Сосноры: «Он очутился на Кубани и был со спасшей его бабкой захвачен немцами. В семилетнем возрасте он трижды побывал в гестапо, а затем жил в партизанском отряде, которым командовал его дядя. Этот отряд и его командир были расстреляны фашистами на глазах у мальчика. Он спасся только потому, что за четверть часа до расстрела сам был ранен в голову осколком мины. Он видел расстрел отряда сквозь застилавшую ему лицо кровь».

Но вот Кубань освобождена. Бабушка Виктора, та самая урождённая Барклай де Толли, прекрасно понимает, что ждёт жителей оккупированных территорий. С внуком она срочно уезжает в Махачкалу. Оттуда мальчика забирает отец. Александр Соснора был тогда уже крупным офицером Войска польского, воевал против немцев, под его началом служили Войцех Ярузельский и Иннокентий Смоктуновский.

В Войске польском Виктор Соснора стал фактически сыном полка. В интервью поэту Александру Скидану, напечатанном в журнале «Критическая масса», Виктор Соснора рассказывал: «Отец командовал корпусом, он же был совершенно бешеный человек, и он поставил меня снайпером. Сначала дал мне дамский револьвер, чтобы я учился стрелять, и я начал сходу, с первого же раза, бить в десятку. Врожденный снайпер. Он созвал свой штаб, хвастаться. И я пулял. Мне достали легкую английскую винтовку, и я стал снайпером, и войну прошел не при штабе, а в окопах, с солдатами. Сколько лет? С восьми до десяти. Этих немцев я много прихлопнул. Ну, а разведка, это только так называлось: одевали под немецкого сироту – с какого-нибудь венгра снимали лохмотья – показывали по карте, и идешь к немцам на привал».

Неизвестно, сколько в этих воспоминаниях страшной правды, а сколько – мистификации великого поэта, но ясно одно: с детства Виктор Соснора творил свой яростный, вдохновенный миф. О своих учителях, предшественниках он писал в прозаической книге «Дом дней»: «Футуризм – это будущее, – смерть. Футурист – смертник. То есть жизнелюб. А фамилии: бурлить, маяк, хлеб, камень крутить, боевой (асей), цветок (пастернак) – все они вещи, нужные, зрелые». Разумеется, в ряду этих «зрелых, нужных вещей» стоит и имя самого Виктора Сосноры.

После войны родители Виктора Сосноры уже не живут вместе. Виктор переезжает к матери в Ленинград. Сначала он работает на заводе грузчиком, потом идёт в армию, после армии возвращается на тот же завод уже слесарем и работает им шесть лет, в том числе два года, уже будучи признанным поэтом. Одновременно Виктор Соснора учится на заочном отделении философского факультета ЛГУ, но перед самым окончанием вуз бросает – скорее всего, потому, что не хочет писать по-советски лживую, идеологизированную дипломную работу.

Итак, уже в 24 года Виктор Соснора – признанный поэт. Он настолько популярен, что отрывки из его переложения «Слова о полку Игореве» печатают в отрывных календарях, включают в школьную программу внеклассного чтения:

Разве
спрашивает
страх?

Двадцать стражников
у костра.
Двадцать стражников
и Кончак.
И у каждого
колчан.

Круп коняги в жару
груб,
двадцать стражников
жрут
круп,
и прихлебывают
кумыс
половчане –
палач к палачу, –
и похлопывают –
кормись! –
князя Игоря по плечу.

И вдруг – резкий разворот. Кроме первой книги «Всадники» год за годом ничего не выходит, а она время от времени переиздаётся, что создаёт имитацию публикуемого поэта. Полностью все поэтические книги Сосноры, в хронологической последовательности, без купюр, были изданы только в 2011 году. Тогда же Виктор Соснора был награждён премией «Поэт». До этого, конечно, некоторые книги всё-таки выходили, но то, что нарушается хронология литературного пути, поэта очень огорчало.

При этом нельзя сказать, что Соснора попал в опалу – его по-прежнему выпускали за границу, что по советским временам – большая удача, он руководил рядом литобъединений. Но его новые стихи ходили в основном в машинописи. И это, скорее всего, был выбор самого поэта, от яркости и броскости переходящего к всё большей сложности, затемнённости смысла, которые тогда отнюдь не приветствовались. В стихах и прозе, к которой он обратился с 60-х годов, Виктор Соснора работал как смелый новатор, экспериментатор. К тому же он обрёл жёсткую иронию, хотя и внесоциальную, но отнюдь не комплементарную для советского общества. Но и критиком действительности Соснора не был: он стоял настолько пообок от всего происходящего, что его нельзя назвать ни советским поэтом, ни диссидентом.

В 1983 году Соснора написал поэтическую книгу «Мартовские иды» и неожиданно замолк. Проходят годы, читатели уже и не ждали от Сосноры новых стихов – думали, что как поэт он исчерпал себя. Тогда же происходит и личная трагедия Сосноры. Время немоты оказывается и временем глухоты – увы, не метафорической: поэт полностью теряет слух. В беседе со студентами Литинститута в 1992 году Соснора сравнивал себя с иммигрантом – он также не слышит вокруг себя родной речи. Как и любой другой.

И вот через 16 лет Соснора поднялся со дна этого двойного безмолвия – внешнего и внутреннего. В 1999 году вышла его книга «Куда пошёл? и где окно?», в 2000-м – «Флейта и прозаизмы», в 2001-м – «Двери закрываются». В возрасте 63 лет Соснора возродился совершенно новым поэтом, не менее великим, чем прежде – с особой, острой и одновременно скользящей речью, прозрачностью взгляда, беспощадной честностью к самому себе:

Снится, что я тону, колокол Рима,
из ушей пузыри, качаю стеклянные сферы,
плавают и поют музыкальные рыбы,
тонок их слух, речь открывает рты,
читаю по губам, что и Рим тонет,
портики, ипподромы, театры, рынки, бассейны,
площади как пьедесталы и на них дома,
статуи, виллы, сады, библиотеки,
кони, трубы, ораторы, списки проскрипций,
тонет Капитолий, спрутами обвитый,
тоги, провинции, водопровод и Тибр, –
вот и темнеет мир, не звуковой, а подводный,
я один тону, и что-то в ушах гудит.

В 2006 году вышла книга Сосноры «Стихов больше не будет». Название не случайно – это было прощание поэта. Его молчание – теперь уже не случайное, не временное, а намеренное, проговорённое, – тоже было своеобразным поэтическим жестом, строчками отчаянно звучащей тишины.