Беглец за роялем

Он сбежал из СССР, и власти отомстили, угробив всю его семью. Это обернулось для пианиста Владимира Горовица нервными срывами и годами затворничества. Но его почитали Глазунов и Рахманинов, короли и президенты.

Отец музыканта – единственный из всей семьи – был далёк от искусства. Самуил Горовиц поставлял Юго-Западной железной дороге электрические моторы, насосы и лампочки. Дед по материнской линии – купец первой гильдии Иоахим Горовиц – жил с семьей в Киеве. В 1874 году он стал директором местного отделения Императорского русского музыкального общества. Все их дети получили музыкальное образование.

Выпускницей Киевского музыкального училища была и мать пианиста. Первые уроки игры он получил от неё ещё в пятилетнем возрасте. Когда же Володе стукнуло десять, мать протежировала поступление сына в класс своего же учителя Пухальского. Володя примерным учеником никогда не был: терпеть не мог этюды, предпочитая им собственное прочтение классических произведений и даже иногда импровизацию. Он сам выучивал оперы Римского-Корсакова и Чайковского, чем поражал педагогов и родителей. На учёбу фортепианному искусству его благословил сам Скрябин.

Когда после революции семья обеднела и стало нечем платить за обучение сына, педагоги признали, что им уже вообще-то и нечему учить юного Горовица – он готов к самостоятельной концертной деятельности. В доказательство Володя блестяще отыграл выпускной концерт. Самая известная цитата музыканта гласит: «Я слышал и знал всех пианистов и вынес о них отрицательное мнение. Я их критиковал. Никакого влияния они на меня не оказали. Моя индивидуальность тверда, как сталь, и никто не в силах поколебать ее».

Со своим первым партнером по сцене Натаном Мильштейном он познакомился в 1921 году. Сестра Горовица Регина пригласила Мильштейна в гости – с ним и Давидом Ойстрахом она в то время выступала как концертмейстер. Дав второй концерт в Киеве, Натан остался жить в тесной, но гостеприимной квартире Горовицев. Его пленила игра Владимира, он был сражён его музыкальной эрудицией и тем, как легко жонглировал юный пианист классикой. Мильштейн воспринимал его не иначе как ураган, и мысль о дуэте образовалась сама собой.

Их воспевал Анатолий Луначарский в центральных СМИ, им благоволила публика, раскупая билеты на выступления. Статья в «Известиях» об их дуэте именовалась: «Дети Советской революции», хотя они таковыми себя не считали. Мильштейн писал, что они выступали где хотели и сколько хотели, и независимо от того, исполняли ли они барокко или современных классических композиторов, залы всегда шумели аплодисментами. На их концертах несколько раз бывал Александр Глазунов – всегда оставался в восторге.

Горовиц поначалу был только аккомпаниатором у Мильштейна, чем последний позже страшно гордился. Более трёх лет скрипач и пианист колесили по СССР, а кульминацией тура стало выступление в Петрограде в 1923 году, после которого они и засобирались за рубеж. Последний сольный концерт на родине Горовиц дал в Киеве 23 сентября 1925 года. Он впервые исполнил Концерт для фортепиано си-бемоль минор Чайковского, который впоследствии стал коронным выходом его заграничных выступлений. Границу с Германией он пересёк 27 сентября. По официальной версии – уезжал учиться, Мильштейн присоединился к нему чуть позже.

Первые концерты в Германии провалились – немецкая публика смелые пассажи Горовица оценить не торопилась. Небольшая сумма денег, которую через границу он перевез в носке, таяла на глазах, а толпы русских безработных эмигрантов наводили тоску. К концу 1920-х он перебрался в Америку, которая встретила его очень хорошо. По три концерта в неделю, блестящие отзывы в прессе, вскоре его уже называли «императором музыки» и «легендой».

В начале 1930-х годов Горовиц познакомился с Артуро Тосканини – ведущим дирижёром «Ла Скала», Метрополитен-опера и главным дирижёром Нью-Йоркского филармонического оркестра. Публика высоко ценила их совместные выступления, музыканты друг другом очень дорожили. Тосканини познакомил Горовица со своей дочерью – вскоре молодые люди поженились, а ещё через год у них появилась единственная дочь, которую назвали в честь матери Горовица – Соней. Поселились в Нью-Йорке, оставив бездомность и безденежье Владимира в прошлом.

Горовиц не мыслил правилами, у него были собственные. Ему удалось стать первооткрывателем давно известных классических произведений. Автор книги «Вечера с Горовицем» Дэвид Дюбаль писал, что музыкант стал олицетворением лучших черт пианизма XX столетия: обладал самым широким репертуаром из всех своих современников, а его трактовки произведений нередко звучали тоньше и глубже первоисточника. Сам Владимир с гордостью утверждал, что ни разу за всю карьеру не сыграл одну и ту же композицию одинаково. Огромным поклонником игры Горовица был Рахманинов.

С 1940-х годов он выступал очень много, на одном из благотворительных концертов вместе с Тосканини они собрали миллион долларов, чтобы перечислить их в фонд «Красного Креста». Работа на износ скоро стала сказываться на здоровье. Но не только это тяготило музыканта. Его угнетала невозможность перевезти родственников из России в США при всех имеющихся связях, мучило чувство вины перед сестрой Региной, с которой он не имел возможности общаться.

Неизвестно, как и в какой последовательности до него долетали новости из дома, но события развивались драматически. В 1953 году Горовиц объявил о прекращении гастролей – 12 лет публика не видела кумира. Ему пришлось распродать многие картины из своей коллекции: нужно было на что-то жить. Тяжелее всего далось расставание с «Акробаткой» Пикассо: он считал её похожей на себя. Второй нервный срыв, вынудивший снова обратиться в затворничество, случился после самоубийства его дочери в 1975 году. Играть он, впрочем, не переставал, и когда возвращался на сцену из небытия, публика понимала, что ждала не зря. Его выступления получили 25 статуэток «Грэмми», а записи не приедаются зрителю по сей день.

Принято считать, что за побег Владимира Горовица из страны Советский Союз отомстил его родственникам. Это могло случиться и без его побега, но вряд ли такая мысль способна утешить. Брат Яков погиб ещё во время службы в армии в 1916-м, Григорий в 1930 году был сослан на три года на Соловки – за контрреволюционную деятельность. Их мать не перенесла операцию и умерла прямо на хирургическом столе в том же году.

Отца с начала Гражданской войны арестовывали несколько раз: в 1918-м – деникинская контрразведка, в 1920-м и 1921-м – ЧК. В 1937 году ему разрешили повидать Владимира – к тому времени уже отказавшегося возвращаться в СССР – на границе со Швейцарией. Арестовали сразу по возвращении, извещение о его смерти семья получила в 1940-м. Брат Григорий жил после освобождения в Таганроге, продолжал преподавать скрипку в музыкальной школе имени Чайковского. Его ещё раз арестовали в 1945-м – ненадолго. Умер он в том же году – по одной из версий, покончил с собой.

Сестра Регина вышла замуж за экономиста Евсея Либермана и вроде бы не пострадала от репрессий напрямую, но была невыездной. После 1937-го преподавала в Харькове, в консерватории и музыкальной спецшколе для одаренных детей. Несмотря на хлопоты Ойстраха и Нейгауза, её так и не удостоили звания доцента. Общение с братом, известным к тому времени на весь мир пианистом, она смогла восстановить только в конце 1950-х годов. С большим трудом он пересылал ей записи своих выступлений, которые она давала слушать ученикам. Он дважды оформлял ей документы на выезд, в 1957-м и 1975-м, но КГБ их не одобрил. Регина умерла в 1984 году, а Горовиц впервые смог приехать в СССР только в 1986-м. Концерты были в Ленинграде и Москве, для зрителей событие стало эпохальным, пресса задыхалась восторженными эпитетами. Это был успех, но по возвращении в СССР спустя 60 лет он не застал в живых никого из родных.

Он не был простым и понятным человеком, жена частенько приходила в ужас от его манер, но за гениальность прощала. Их брак нельзя назвать счастливым, она даже не была уверена, что он её любит, но точно знала, что без неё он пропадёт. На пяти языках, по его утверждению, он говорил одинаково плохо. Дома – по-французски, с коллегами – на английском, хорошо выражать свои мысли он умел только на русском, какими были два оставшиеся – история умалчивает. От него слышали: «Никогда не доверяйте людям, которые не любят музыку Чайковского» – и в этом правда что-то есть.

Он любил президента Картера за пристрастие к классике, а принца Чарльза за снобизм называл занудой. Мог вдруг начать строить рожи поклонницам, облепившим его на улице, или показать оркестрантам язык – пианисты очень своеобразные люди, но гению публика прощает всё. Ещё в 1931 году его приглашал в Белый дом Герберт Гувер. В 1978-м он выступал для своего давнего поклонника Джимми Картера, а в 1986 году Рональд и Нэнси Рейган вручили ему Президентскую медаль свободы. Всего лишь за пять дней до своей смерти в 86 лет он записал для фирмы Sony этюды Шопена и Листа, а также ноктюрн Вагнера, в последний раз продемонстрировав свою фантастическую игру.