Хватил лести лишку

Он посвящал стихи Гессу и Манну – а потом приходил клянчить за это деньги. Лишь Цвейг не считал его попрошайкой: завещал ему редактировать свои рукописи. Впрочем, к ним Виктора Витковского скандально не подпустили и за версту.

Он сочинял стихи с самого детства, проведенного им в немецком городе Гюстров. Его отец Исидор Витковский был польским эмигрантом, мать Дора Ротенбург – еврейкой из Мекленбурга. Виктор же мечтал стать прославленным поэтом. Погоня за этой мечтой привела его в 1933-м в Женеву. Ему было 24 года, он опубликовал два первых тома стихов – и зажил жизнью богемного поэта.

Вот только через пять лет, в 1938-м, женевские власти отказали ему в продлении визы по причине «переизбытка иностранцев в Швейцарии». Так Витковский оказался в Вене, где планировал написать исследование о древних австрийских городах. Однако он быстро отказался от этой идеи, как только стал свидетелем дикарского буйства вокруг костров из книг и торжественного рукоплескания Гитлеру на площади Хельденплац. Он тут же уехал в Италию.

В кармане у Витковского не было ни гроша. Об этом свидетельствуют его отчаянные письма в различные культурные и благотворительные организации. В каждом он просит о небольшом, но существенном для него финансовом пособии, благодаря которому он «мог бы иметь возможность посвятить всего себя исключительно литературе». С подобными просьбами Виктор без всякого стеснения обращался и к известным немецким и австрийским писателям – Альфреду Нейману, Томасу Манну, Стефану Цвейгу. Кто-то из чувства жалости помогал поэту, но разве на таких «хлебах» будешь сыт? Например, Американская гильдия немецкой культурной свободы лишь однажды согласилась оказать Витковскому услугу, отправив ему 30 долларов.

В 1941 году обездоленный и одинокий поэт в бегстве от войны и в поисках лучшей жизни перебрался в Латинскую Америку. 28 апреля он сошел с трапа корабля Bagé в порту Рио-де-Жанейро и поселился в скромном пансионате. Продолжая влачить жалкое существование, нередко моля о помощи на паперти церквей, в какой-то момент Виктор узнал, что в город из Нью-Йорка прибыл писатель Стефан Цвейг и что поселился он в отеле «Централь».

Проявив находчивость, Виктор незамедлительно отправил на имя Цвейга письмо с предложением своих услуг в качестве редактора. А еще – вложил в конверт свое стихотворение, посвященное Гуго фон Гофмансталю. Витковский знал, что Стефан с юных лет преклонялся перед творчеством этого великого австрийского писателя, и тем самым стремился вызвать симпатию к себе со стороны великого современника.

Стефан любезно ответил Витковскому, пригласил встретиться и вскоре не только доверил ему редактировать новые рукописи, но и помог устроиться продавцом в антикварный магазин своего близкого друга Бруно Кретнера. За шесть месяцев очного знакомства Стефан и Виктор встретились в Рио-де-Жанейро несколько раз, а при отъезде Цвейга в Петрополис продолжили обмениваться письмами с периодичностью раз в месяц.

В конце октября 1941 года на имя Виттковского пришло небольшое послание от Цвейга: «Наш мир разрушен, но главный ужас наступит после войны. Чудовищный уровень ненависти в европейских странах: класс против класса, человек против человека…» Письмо стало предвестником будущей трагедии: 22 февраля 1942 года австрийский писатель, измученный изгнанием и ужасающими новостями из Европы, покончил с собой. На следующее утро в спальне на прикроватной тумбочке рядом с телом Цвейга полиция нашла много прощальных писем и распоряжений: на немецком, английском, испанском, португальском языках. Среди них находилось и послание для Витковского.

«Уважаемый Виктор, я попросил моего друга и издателя Абрао Когана, чтобы он позволил именно вам редактировать мои последние рукописи: две дописанные и одну незавершенную работу. За своевременное выполнение работы над рукописями я уполномочу Когана регулярно выплачивать вам условленный гонорар. Мужества вам. Вы ведь так молоды. Вы еще увидите, как волна угаснет».

Виктору действительно довелось увидеть, как угасла «волна» Второй мировой войны, но к работе над упомянутыми в «завещании» рукописями, среди которых была знаменитая «Шахматная новелла», поэт так и приступил. Издатель Абрао Коган, вопреки воли умершего, предоставил редактировать рукописи не Витковскому, а писателю и журналисту Ричарду Фриденталю.

Возмущению Виктора не было предела. Он нуждался в заработке и по праву на него претендовал. Многие газеты тогда подхватили разразившийся скандал. Например, 17 апреля 1942 года газета «Ауфбау» опубликовала на своих страницах то самое письмо-распоряжение Цвейга, адресованное Витковскому. Дело имело широкий резонанс и даже дошло до судебного вмешательства, в котором Виктор доказывал свое право на предоставление ему законной работы. Но Виктора никто не поддержал: ни правообладатели литературного наследия Цвейга, такие как Манфред Альттман, ни журналисты, ни коллеги-писатели.

Брезгливое и безразличное отношение к судьбе Витковского объяснялось просто: немецкие писатели и журналисты были уверены, что он – прохвост, подхалим и попрошайка. Например, журналист Гюнтер Баллхаузен, лично знавший «пострадавшего», писал: «Виктор всю жизнь писал всем влиятельным людям по какой-то странной наивности. Что меня отталкивало в нём, так это то, что каждое своё стихотворение он намеренно посвящал кому-то – например, Герману Гессе. А потом, получив от этого человека слова благодарности и восторга, обращался к нему с просьбой о помощи».

Нобелевский лауреат, писатель Томас Манн писал бывшей супруге Цвейга Фридерике в сентябре 1942 года: «В господине Витковском, попросившем у меня статью для своего сборника, я увидел не авторитетного душеприказчика Стефана Цвейга, а всеядного, суетливого литератора, какого уже много лет, к своему неудовольствию, в нём вижу, и которому вздумалось, опираясь на славу умершего, собрать вокруг себя имена мировой литературы».

Снискав к себе столь презрительное отношение со стороны коллег, Виктор с трудом находил издательства для публикаций своих послевоенных стихов и рассказов. И без того лишенный семьи и друзей, вдали от родины он узнал о гибели своей матери в концлагере Освенцим.

В конце концов Виктор вернулся в Италию – на этот раз в Рим, откуда писал письма разным поэтам и писателям, дабы окончательно не утратить чувство общения с миром и по-прежнему надеясь хоть на малейшую помощь. Помощь действительно пришла, причем из Федеративной Республики Германия, правительство которой поддержало Витковского суммой в размере шести тысяч марок. Окрыленный первой за долгие годы удачей, Виктор в 1957 году напрямую обратился к первому федеральному президенту ФРГ Теодору Хойсу с просьбой поручить именно ему, Витковскому, важную задачу издания полного собрания сочинений немецкой писательницы Рикарды Хух. Довольно странное обращение к президенту, не правда ли? Ответа он не дождался.

До конца жизни Виктор не расставался со своей телефонной и адресной книгой. Имя Стефана Цвейга в ней так и осталось невычеркнутым. За несколько недель до смерти Витковский успел издать последний сборник стихов «Вечная память» – и посвятил его Цвейгу. Забытый, всеми покинутый и отвергнутый, он покончил жизнь самоубийством в Риме в 1960 году.