Еврей венгерского народа

Играл джаз с советскими стариками, пас коров и писал одну-единственную книгу с Достоевским за спиной. Еврейский классик Ласло Краснахоркаи наконец-то удостоен Нобелевки.

«Когда я не читаю Кафку, я думаю о Кафке. Когда я не думаю о Кафке, я скучаю по мыслям о нем. Перестав думать о нем какое-то время, я достаю его и перечитываю. Все происходит точно так и с Достоевским», – не раз описывал Ласло Краснахоркаи свои отношения с любимыми писателями. Сам он – будущий лауреат всевозможных литературных премий, в числе которых и Букеровская, и Нобелевская – писателем становиться не собирался: «Я хотел написать всего одну книгу, а потом заниматься другими делами, особенно музыкой. Ну и жить среди самых бедных людей – я думал, что это и есть настоящая жизнь».

Он родился в январе 1954 года в венгерском городе Дьюла, расположенном в пяти километрах от границы с Румынией. Его отец был юристом, а мать работала в системе социального страхования. О том, что он еврей, мальчику рассказали, когда ему было 11 лет. «До этого я понятия не имел, – рассказывал Ласло. – В социалистическую эпоху об этом упоминать было запрещено. Ну, я наполовину еврей, но если в Венгрии всё пойдёт так и дальше, я скоро стану полностью евреем». Вторую мировую войну, в том числе оккупацию Венгрии нацистами, его семье удалось пережить благодаря мудрости деда – тот еще в 1931 году, до принятия первых венгерских законов о евреях, сменил еврейскую фамилию Корин на очень националистическую венгерскую фамилию Краснахоркаи. В те годы в Венгрии была очень популярна патриотическая песня о замке Краснохорка, который после Первой мировой войны вошел в состав Чехословакии. И в то время как консервативное венгерское правительство грезило возвращением утраченных территорий, еврей Корин стал венгром Краснахоркаи – и спас свою семью от смертоносных лап нацистов.

Ну, а в конце 1960-х его 14-летний внук играл на музыкальных вечерах для рабочих Венгерской Народной Республики. Дело происходило в знакомых всем родившимся в СССР домах культуры, но вот программа выступлений была необычной. «Оглядываясь назад, трудно объяснить, почему наш музыкальный вкус при советской системе был таким безупречным, – вспоминал Ласло. – Я не хочу показаться тщеславным. Но когда я нашёл листок с названиями песен, которые мы играли для пролетариев, я был изумлен. Джаз от Эрролла Гарнера и Телониуса Монка, соул от Ареты Франклин и Дасти Спрингфилд, из рока – роллингов и Джими Хендрикса. При этом черпали мы это все из очень скудных источников, а точнее, всего двух радиостанций – “Радио Свободная Европа” из Мюнхена и “Радио Люксембург”». Играл 14-летний Ласло со взрослыми людьми: так, барабанщику и басисту в его джазовом трио было на тот момент по 50 лет.

В общем, когда пришло время определяться с университетом, отец робко предложил Ласло пойти по его стопам – и стать юристом. На то, что сын примет его предложение, он не рассчитывал. Того интересовали музыка, литература, живопись, но никак не право. Однако Ласло легко согласился – и отправился изучать закон в Сегедский университет. «Я просто хотел быть, как Кафка. Я его обожал. Я прочитал “Замок” предельно рано – стянул книжку у старшего брата и не расставался с ней ни на минуту. Потом я открыл для себя “Разговоры с Кафкой” – и это был мой портал для прямого общения с писателем», – объяснял Ласло. Но долго Кафка его на отделении права не удержал – уже через несколько месяцев Ласло сбежал в Будапешт, где в местном университете стал вольнослушателем изучать литературу и философию.

И все бы хорошо, но отсутствие официального статуса студента делало юношу мишенью для местных военкоматов. Служить в армии он не хотел, а потому начал скрываться в деревнях вдали от венгерской столицы. Работал кем придется: ночным сторожем 300 коров, шахтером. «Это было комично – настоящим шахтёрам приходилось меня прикрывать, – вспоминал Ласло. – Потом у меня появились дети, и это освободило меня от воинской повинности. Но возвращаться в Будапешт я не стал – вместо этого стал заведовать сразу несколькими домами культуры в разных деревнях. Облагораживал библиотеки, где люди могли читать классику, а по выходным устраивал концерты, которые нравились молодежи. Под конец я был директором шести различных домов культуры, а значит, постоянно переезжал между ними. Это была отличная работа. Мне она нравилась, потому что я был очень далеко от своей буржуазной семьи».

Все это время Ласло продолжал писать свою книгу – у себя в голове: ни дома, ни даже своего письменного стола у будущего лауреата Нобелевской премии по литературе не было. Кстати, этот стиль работы он сохранил и по сей день. «Я составлял предложения в голове, и если они были многообещающими, продолжал дополнять их, пока они не приходили к естественному концу. Только тогда я записывал их, – рассказывал писатель. – Так я делаю и сейчас – в самых неожиданных местах, в самое неожиданное время, другими словами, я постоянно в работе. Но записываю все лишь в конце. И уже ничего не правлю – все это уже было сделано в моей голове». Голова у Ласло, очевидно, гениальная: предложения в его романах могут растягиваться на страницу, при этом не теряя своей текучей плавности, а главное, продолжая плести завораживающий узор из пророчеств, хрупких философий, козней темных сил и мистицизма.

Его первый, далеко не беспроблемный для коммунистической системы роман «Сатанинское танго» издали в Венгрии в 1985 году. Сам Ласло считает, что это стало возможным лишь потому, что директором издательства был бывший начальник тайной полиции, и он хотел доказать, что у него всё ещё есть власть, достаточная, чтобы опубликовать этот роман. В нем впервые у Ласло появился свой Мышкин – дань уважения «Идиоту» Достоевского. Краснахоркаи не раз говорил, что он – фанатичный поклонник Мышкина, его беззащитности, и что такой образ можно найти в каждом его романе. «Они не заслуживают этих ран, и я люблю их, потому что они верят во вселенную, где всё прекрасно, включая человеческое существование, и я очень ценю тот факт, что они верующие», – объяснял Ласло.

«Сатанинское танго» стало той книгой, после прочтения которой с писателем захотел работать венгерский режиссер Белл Тарр. Захотел настолько сильно, что когда стало понятно, что никто в социалистической Венгрии не допустит выхода в прокат фильма по такому роману, режиссер умолял писателя создать для него любой другой сценарий. Точнее, за него умоляла его жена – говорила, что Тарр наложит на себя руки, если ему не удастся поработать с Краснахоркаи. Писатель в итоге адаптировал под сценарий две свои новеллы – и фильм «Последний корабль» увидел свет в 1989 году. Впрочем, Тарр в итоге снял и «Сатанинское танго» – просто чуть позже. Это семичасовое черно-белое кино, которое неоднократно включалось в списки лучших фильмов всех времен и было признано шедевром современного искусства. Еще даже большего признания – и восторженных похвал – заслужил другой их совместный фильм, «Туринская лошадь». Это опять же черно-белое полотно, фильм длится 150 минут, и в нем за это время использовано всего 30 монтажных склеек. Вышедший в 2010 году фильм удостоился множества наград – и не раз назывался кинокритиками «главной картиной нулевых во всем мире».

«Туринской лошадью» Белл Тарр завершил свою карьеру кинорежиссера – всего в связке с Ласло Краснахоркаи он снял шесть фильмов. Сам Ласло считает, что он тоже уже написал ту «одну-единственную» книгу, которую он и собирался написать в самом начале. В нее он включает свои романы «Сатанинское танго», «Меланхолия сопротивления», «Война и война» и «Возвращение домой барона Венкхайма». В промежутках Ласло писал и другие произведения, в том числе и сборники рассказов. Один из последних сборников – «Барабаны дождя» – послужил толчком к присуждению писателю Нобелевской премии по литературе. Это 17 историй, расположенных в последовательности Фибоначчи, о роли красоты и художественного творчества в мире слепоты и непостоянства. На фоне предыдущих апокалиптических эпосов Ласло Краснахоркаи этот сборник позволил нобелевскому комитету присудить премию с изящной формулировкой: «за убедительное и дальновидное творчество, которое в разгар апокалиптического ужаса подтверждает силу искусства».

Вот что думает об искусстве сам Ласло, которого по заслугам считают одним из главных современных мыслителей. «Мы понятия не имеем, что такое вселенная. Мудрецы всегда говорили нам, что это доказательство того, что не нужно думать, потому что мышление никуда не ведёт. Вы просто надстраиваете эту огромную конструкцию непонимания, которая и есть культура. История культуры – это история недопонимания великих мыслителей. Поэтому нам всегда приходится возвращаться к нулю и начинать по-новому. И, возможно, так у вас есть шанс не понять, но, по крайней мере, избежать дальнейших недопониманий».