В конце января исполнилось ровно сто лет со дня рождения выдающегося кинорежиссера Михаила Ильича Ромма. "Я поздно догадался заняться кинематографической деятельностью, — писал в своих воспоминаниях кинорежиссер Михаил Ильич Ромм, 100-летие со дня рождения которого было отмечено в январе, — Мне было 28 лет, когда я получил первый гонорар за детскую короткометражку, написанную в соавторстве еще с тремя лицами. До этого я занимался всеми видами искусства, кроме балета и игры на тромбоне".
Не родись у него решение бросить скульптуру (по образованию Ромм был скульптором), мы не имели бы таких замечательных картин, как "Пышка", "Тринадцать", "Мечта", "Девять дней одного года", "Обыкновенный фашизм". Михаил Ильич был не просто выдающимся режиссером. Он стал явлением в духовной жизни людей нескольких поколений. Он был одним из лидеров интеллигенции в период "оттепели", расходовал себя щедро, не жалея сил — на съемочной площадке, в статьях, книгах, на лекциях во ВГИКе и Высших режиссерских курсах, руководил объединением на "Мосфильме". Среди его учеников Андрей Тарковский, Георгий Данелия, Игорь Таланкин, Владимир Басов, Резо Чхеидзе, Григорий Чухрай, Александр Митта и многие другие видные мастера.
Да, он снимал в свое время фильмы о Ленине, об адмирале Ушакове, о парижских коммунарах, хотя сам понимал, что это дань конъюнктуре тех лет. А когда ему было за 60, отбросил все страхи и условности и выработал для себя кредо, свод правил, которые поклялся неукоснительно соблюдать:
1. Отныне я буду рассказывать только о тех людях, которых я знаю, лично знаю.
2. Отныне я буду делать фильмы только на современном советском материале, потому что я его знаю.
3. Отныне я буду говорить только о том, что меня лично волнует как человека, как гражданина своей страны, причем как человека определенного возраста, определенного круга.
4. Отныне я буду рассчитывать на то, что среди 220 миллионов моих сограждан найдется хоть несколько миллионов, которые думают о том же, о чем думаю я, и на том же уровне, на каком думаю я. Я буду делать картины для них.
5. Если я убежден, что исследовать человека нужно в исключительные моменты его жизни, пусть трагические, пусть граничащие с крушением, катастрофой, то я буду брать этот материал, не боясь ничего.
Сегодня у многих может сложиться впечатление, что Михаил Ромм был любимцем советского начальства. Еще бы: народный артист, лауреат государственных премий, профессор. Однако в жизни мастера, правдолюбца и новатора отнюдь не все и не всегда складывалось гладко. Вот выдержки из его письма, направленного в ЦК КПСС. В нем Ромм вынужден объяснять свое выступление в пользу итальянского неореализма. Ведь дело происходило в 1947 году, и после этой речи его обвинили в низкопоклонстве перед Западом и смешении борьбы против космополитов с антисемитизмом.
Случалось, Ромм задавался риторическим вопросом: "Был ли антисемитизм в конце сталинской эпохи, и в частности, проявлялся ли он во время компании по борьбе с "безродными космополитами"? — и сам же на него отвечал — Мне кажется странной сама необходимость доказывать это... Зачем прятаться от того, что было? Я сам неоднократно сталкивался с антисемитской практикой в самых разнообразных проявлениях, начиная примерно с 1944 года и вплоть до ареста Берии".
Во время компании по борьбе с "безродными космополитами" в первоначальные списки в группу обвиняемых непременно включались один-два не еврея. Так, среди "врачей-убийц", якобы являвшихся сионистами, состоящими на службе у "Джойнта", числился профессор Виноградов. Все понятно, почему это делалось. Но дальше список расширялся в зависимости от совести тех, кто проводил кампанию. И тут начинал действовать уже ничем неприкрытый антисемитизм. У нас киношников кампанию проводил бывший заместитель министра кинематографии Сакотников. Надо сказать, что подавляющее большинство творческих работников кино хоть и вынуждено было произносить "разоблачительные" речи, но никто не хотел участвовать в расширении списков, не хотел губить новых и новых товарищей. Поэтому количество "безродных космополитов" оказалось не столь велико: 7-8 человек на всю кинематографию.
Иное дело в литературе. В Москве кампанию возглавляли оргсекретарь ССП А. Сафронов и секретарь партийной организации ССП Н. Грибачев. Им посильно помогали Суров, Первенцев, Бубеннов. На совести этих людей лежит судьба многих честных и хороших писателей и критиков, не имеющих никакого отношения к космополитизму...
Вот, что говорил сам Ромм: "О сионизме... Сионизм — это буржуазный еврейский национализм с ярко выраженным антисоветским характером... Я не сионист, я коммунист. После 1917 года я вообще надолго забыл, что я еврей. Меня заставили вспомнить об этом в 1944 году, когда возник проект организации "Руссфильма". По этому проекту в Москву допускались работать режиссеры Пырьев, Александров, Герасимов, Савченко, Бабочкин и Жаров. А Эйзенштейн, Райзман, Рошаль, Ромм и прочие, носящие аналогичные фамилии, должны были остаться на национальных студиях в Алма-Ате, Ташкенте. Проект этот не был осуществлен, но в последующие годы мне частенько напоминали разными способами, что я — еврей: и по случаю космополитизма, и в связи с организацией судов чести, и при формировании моей съемочной группы, и во времена ("дела") "врачей-убийц". Это кончилось, слава Б-гу, кончилось!"
Комментарии