От чумы да от тюрьмы

Он спасал Москву от чумы и готовил вакцину против болезни – но никто доктору не верил. Потом Данила Самойлович лечил Пугачёва – чтобы тот до казни дожил, и Суворова – чтобы всех победил.

В 1770 году Москву «посадили» на карантин. Чума пришла в город вместе с вернувшимися с Русско-турецкой войны солдатами и трофейной турецкой шерстью. В течение последующего года количество умерших от моровой язвы в Первопрестольной росло в геометрической прогрессии и к октябрю 1771 года достигало 700–800 человек в день.

Одним из тех, кто в эти черные дни боролся с эпидемией, был врач Даниил Самойлович. Выходец из Черниговщины в свои 28 лет входил в состав противочумной комиссии и руководил чумными госпиталями, устроенными в Угрешском, Даниловском и Симоновом монастырях. Самойлович лично принимал больных и сам вскрывал их гнойные бубоны, исследовал их содержимое. «Особенно часто я делал разрезы чумных бубонов, когда они достигали необходимого созревания», – вспоминал медик.

Вскоре он сам заболел чумой, но в легкой форме. При этом его помощники, которые вскрывали еще не созревшие бубоны, умерли. Этот факт навел его на мысль, что он соприкасался с ослабленной формой чумы – а значит, из содержимого гнойников больных можно изготовлять препарат для уничтожения или ослабления последствий инфекции. Так Самойлович первым в мире предложил делать противочумные прививки.

Полковой лекарь Данила Самойлович оказался в Москве неслучайно. В 1756 году он окончил Черниговский коллегиум, в 1761-м – Киевскую академию, потом учился в Петербургской адмиралтейской госпитальной школе. В 1767 году он получил звание врача и возглавил первую в Российской империи женскую венерологическую больницу, однако через год покинул ее для участия в Русско-турецкой войне.

В 1770 году из-за «лихорадки с кровавым поносом» он был признан негодным к полевой службе и получил назначение в гарнизон Оренбурга, куда и направлялся из Бухареста проездом через Москву. Денег на дорогу у него не было, и Самойлович решил одолжить их у докторов московского военного госпиталя. Увидев их кошмарное положение, он нарушил приказ – и вместо поездки в Оренбург включился в битву с чумой в Москве.

Идею Самойловича о прививках никто не воспринял всерьез: слишком сложной и радикальной она казалась чиновникам XVIII века. Зато другие предложенные им меры прижились. Персонал стал работать в халатах и обуви, пропитанных уксусом и смазанных дегтем, что помогало защитить врачей от заражения. Также была введена дезинфекция «окуривательными составами», причем ее эффективность Самойлович доказал на себе. Его коллега окурил ядовитыми порошками белье человека, умершего от чумы.

После этой процедуры Самойлович надел белье на голое тело и носил его сутки. Врач полагал, что «живое язвенное начало», то есть возбудитель чумы, должно погибнуть от окуривания. Опыт прошел успешно, Самойлович не заболел, а медицина за сто лет до открытия Александра Йерсена получила косвенное подтверждение того, что возбудителем чумы является живой микроорганизм.

Также Самойлович придумал изолировать заразившихся больных. Чума, предположил медик, передается только «соприкосновением», контактом, а значит, избегая такого контакта, болезнь можно предотвратить. С его подачи власти стали награждать тех, кто сдавал одежду больных чумой на уничтожение. А еще врач пропагандировал регулярное обмывание тела холодной водой или уксусом, ратовал за чистоту в домах.

Между тем в Москве нарастало народное недовольство. Из-за запрета на ввоз товаров из других городов подорожали продукты. Закрылись фабрики и мануфактуры – тысячи людей потеряли работу. Торговлю с рук запретили, чтобы ограничить циркуляцию заразных вещей и денег. В сентябре 1771 года, когда от моровой язвы в Москве умерли более 21 тысячи человек, начался чумной бунт. 15 сентября 1771 года толпа ворвалась в Чудов монастырь в Кремле и разграбила его. На следующий день бунтовщики приступом взяли Донской монастырь.

Другая часть отчаявшихся людей отправилась громить карантинные дома и больницы. В Даниловском монастыре мятежники напали на Самойловича. Он вспоминал: «Я первый попал в руки бунтовщиков. Они схватили меня, избили. Я чудом спасся от неблагодарных, искавших моей погибели». Чудо спасения состояло в том, что Самойлович сказал толпе, что он не доктор, а всего лишь мелкий подлекарь, от которого ничего не зависит.

Когда бунт был подавлен, в Москве открыли новые карантины и инфекционные больницы, увеличили число больниц общих практик и подняли жалованье врачам. Для привлечения людей в карантинные дома всем выписывающимся выдавали новую одежду и денежное пособие: холостым по пять рублей, а женатым по десять. К началу 1772 года эпидемия начала отступать, унеся с собой жизни порядка 50 тысяч человек.

Противочумные меры, введенные Самойловичем, помогли остановить пандемию. Все свои наблюдения он позже изложил в труде «Исследования о чуме, которая в 1771 году опустошала Российскую империю, особенно столичный город Москву, и о том, какие были найдены лекарства, чтобы ее побороть, и средства от нее себя предохранить».

После победы над чумой в Москве Самойлович получил звание штаб-лекаря и работал при Московском департаменте Сената. На протяжении последующих трех лет он координировал борьбу с болезнью по всей России. Осенью 1774 года ему довелось иметь дело с отдаленным последствием чумного бунта. В Москву привезли пленного «государя Петра Федоровича» – Емельяна Пугачева. Запертый в холодном подвале, он умирал от воспаления легких. Самойловичу приказали сделать так, чтобы самозванец дожил до казни. Врач осмотрел пациента, попросил перевести его в теплое помещение и назначил лекарства. Пугачев до казни дожил. Самойлович в тот день находился на Болотной площади возле самого эшафота.

Желание заниматься научными исследованиями побудило врача на время оставить практическую работу и уехать учиться в Страсбургский университет. Здесь он занялся изучением оперативного акушерства: материнская и детская смертность в то время была крайне высокой. В 1780 году он защитил диссертацию в Лейденском университете, после чего получил широкое признание в Европе и стал доктором медицины. За границей Самойлович проработал до 1783 года, успев стать членом Парижской, Марсельской, Тулузской, Дижонской, Туринской и других хирургических академий.

Только Петербург оставался равнодушным к знаниям Самойловича. Возвратившись в столицу Российской империи, он не только не был избран академиком, но и остался без работы. Лишь новая эпидемия чумы, угрожающая армии на юге, заставила вспомнить о Самойловиче. Приехав по приглашению князя Григория Потемкина в Херсон, доктор быстро справился с пандемией, устроив карантин и изолировав всех больных. Деятельность врача высоко оценил Екатеринославский наместник Иван Синельников, который, представляя его к правительственной награде, отметил: «Самойлович – герой чумной или, если хотите, истинный Эскулапий, Гиппократ».

В Херсоне доктор предпринял попытку отыскать возбудителя болезни, для чего начал заниматься микроскопическими исследованиями и приобрел самый совершенный на то время микроскоп системы Деллебара. Исследования, продолжавшиеся несколько лет, ничего не дали. Тем не менее Самойлович вошел в историю как первый врач, который попытался с помощью микроскопа установить возбудителя чумы.

Летом 1787 года началась новая Русско-турецкая война. Самойловича срочно направили в район боевых действий спасать раненых. Во время Кинбурнской битвы он оказал первую помощь генералу Суворову, раненному в руку и грудь. Позднее в своем рапорте полководец писал: «Доктора Самойловича труды и отличные подвиги, испытанные в здешних местах, небезызвестны. И я по справедливости могу отозваться, что его искусством и трудами весьма доволен».

В 1787–1789 годах Самойлович руководил Богоявленским военным госпиталем недалеко от города Николаева, но был с треском уволен, так как «перешел дорогу» князю Потемкину – без его ведома решился попросить убрать из госпиталя коррупционера-аптекаря. Самойлович остался без работы и бедствовал два года. Лишь в 1792 году он устроился ординатором Московского сухопутного госпиталя, а в конце года, когда опала прошла, был избран почетным членом Государственной медицинской коллегии.

Впоследствии Самойлович занимал должность главного врача карантинов юга Украины, боролся со вспышками чумы в Одессе и Тамани, в районе Феодосии и Екатеринослава. В 1800 году он стал инспектором Черноморской врачебной управы. Через пять лет, вернувшись из очередной инспекционной поездки, он тяжело заболел и вскоре умер. В одной из своих работ, посвященных чуме, Самойлович написал: «Сбудется чаяние мое, и увидим мы все, что моровая смертоносная язва, заразоносящая чума столь же в народе уже не будет опасною, как и оспа самая, паче же оспа прививная». Чаяния доктора исполнились – сегодня как чума, так и оспа остались в основном в пробирках.