Гений на задворках

Его дважды выдвигали на Нобелевку – он её так и не получил. Но доктор Шауль Черниховский не только писал стихи и переводил на иврит Пушкина и Гомера. Он ещё поднимал медицину и лечил школьников.

Его судьба так или иначе была тесно связана с именем другого еврейского поэта – Хаима Бялика. Почти ровесники, они вместе начинали свой литературный путь в начале XX века в Российской империи: публиковались в журналах на идише, какое-то время вместе жили в Одессе и эмоционально описывали ужасы еврейских погромов, прокатившихся тогда по Украине.

Оба были хороши и в поэтическом русском языке, но оба получили в какой-то момент совет от литературоведа Йосефа Клаузнера – дяди знаменитого писателя Амоса Оза – сосредоточиться на иврите. Эта нацеленность на литературную работу на иврите помогла им вместе официально уехать из советской России в 1921 году – при активной помощи Горького и Луначарского поэты получили личное разрешение на выезд от Владимира Ленина.

Бялик тогда сразу неплохо обосновался в Берлине – выходец из очень бедной семьи, он в какой-то момент женился на дочери богатого лесопромышленника Шейваха Авербуха, Мане, чем крепко поправил свое финансовое положение на долгие годы вперед. Черниховский же, никогда достатка не знавший – ни до того, ни впредь, – на время задержался в России. Привыкший рассчитывать только на себя, он пытался понять, не будет ли ему легче прокормить семью, продолжая работать врачом.

Как получилось, что полиглот, в 12 лет написавший первую героическую поэму, потом вовсю еще в гимназии переводивший на иврит Пушкина и вскоре – в 15 лет – начавший публиковать свои стихи, причем в США, стал врачом? Он попытался поступить в российский университет, но на нем квота на еврейских студентов иссякла. Отучиться же за рубежом представлялась возможность лишь на врача. Уже к тому моменту освоивший немецкий, французский и английский Черниховский добавил в свою копилку языков греческий, латынь и итальянский – и без труда поступил в 1899 году на медицинский факультет германского университета в Гейдельберге.

Там же он женился на анархистке Марии Горбацевич – этот брак потом ему всю жизнь будут ставить в укор в религиозных кругах Палестины. Говорят, рав Кук – основатель течения религиозных сионистов и первый главный ашкеназский раввин Эрец-Исраэль – долго уговаривал Черниховского повлиять на жену, показать ей все прелести иудаизма. Новой еврейки тогда в мире так и не стало. И даже в 2014 году, когда портрет Шауля Черниховского появился на купюре достоинством в 50 шекелей, находились в Израиле раввины, которые призывали своих учеников на деньги этого номинала не смотреть. И все из-за этого брака.

Стоит сказать, жена у Черниховского была дама эксцентричная, с опытом сидения в царской тюрьме. Но на приверженность Черниховского сионистским идеалам и на его любовь к еврейскому народу это никак не влияло. Особенно после того, как в 1934 году, забрав с собой дочь, Горбацевич поселилась в резиденции греческого патриарха в Сен-Симоне в Иерусалиме.

Но тогда в 1903 году вместе с молодой женой Черниховский переехал в Лозанну, где он продолжил обучение и через два года получил диплом доктора медицины. Там же ему удалось вольнослушателем пройти курсы по философии и литературе. С дипломом врача ему были в Российской империи куда как больше рады. До 1910 года он работал земским врачом в Харьковской губернии – и прям как Чехов, писал о своей работе гениальные заметки. Потом переехал в Петербург, где до начала Первой мировой войны занимался частной медицинской практикой. Всю войну он прослужил военным врачом в русской армии – и даже был награжден орденами Св. Станислава и Св. Анны.

В конце 1919 года Черниховский вернулся к частной врачебной практике – на этот раз в Одессе, городе его детства, и стал опять гораздо больше времени посвящать литературной работе: с 1917 года он работал над крупным заказом по переводу на иврит «Илиады» и «Одиссеи» Гомера. Чем больше он писал на иврите, тем яснее понимал, что в советской России ему все-таки не место. И хотя он и не уехал в Европу сразу вслед за Бяликом, но имея на руках официальное разрешение на выезд, стал продумывать варианты.

В 1922 году Черниховский предпринял первую попытку прорваться в Эрец-Исраэль – хотел получить лицензию на работу в Палестине врачом, но не смог. Тогда он тоже все-таки, как и Бялик, переехал в Берлин, где до отъезда в Эрец-Исраэль в 1925 году – на этот раз успешного – жил в крайней нужде, несмотря на все свои таланты.

Переезд на Святую землю прошел в итоге у Бялика и Черниховского тоже совсем по-разному: Бялик поселился в 1925 году в Тель-Авиве и сразу стал центральной фигурой в культурной жизни страны. Черниховский же обосновался в сельскохозяйственном поселении и опять попытался быть полезным не в качестве поэта, но в качестве врача. Он обивал пороги, пытаясь создать в своем поселении службу скорой помощи, но его идеи не нашли никакой поддержки.

Не имея средств к существованию, Черниховский вновь был вынужден скитаться по миру – опять Германия, Швеция, даже несколько месяцев в США. Кстати, это время был наиболее комфортным для него: в Америке его активно поддерживала местная еврейская община, и он мог спокойно заниматься переводами на иврит древнегреческой, немецкой и русской литературы. Кто-то считает, что именно его любовь к культуре Древней Греции снискала ему в Эрец-Исраэль славу «язычника» – ведь он перевел на иврит не только Гомера, но и почти всего Софокла и Горация.

Тем не менее в 1931 году его все-таки пригласили обратно в Палестину – наконец там для него нашлась работа: закончить Словарь медицинских и естественнонаучных терминов, который планировали выпустить сразу на трех языках – иврите, латыни и английском. В 1934 году прекрасное издание увидело свет – и Черниховский опять остался без денег.

Бялика уже к тому моменту не только признали главным национальным поэтом Эрец-Исраэль, но и дважды выдвинули на Нобелевскую премию по литературе. Однако в 1934 году он скоропостижно умер после неудачной операции в Вене. Провожать поэта в последний путь в Тель-Авиве собрались десятки тысяч человек. Черниховский же смог получить место врача в одной из тель-авивских школ. Вплоть до конца жизни эта работа позволяла ему держаться на плаву.

Отсутствие значительных литературных гонораров никак не влияло на работоспособность Черниховского и на его любовь к своей стране: он мастерски описывает в балладах историю еврейского народа и историю антисемитизма, в лирических идиллиях и сонетах показывает возрождение еврейской души через сионизм. Он горячо поддерживает все инициативы, касающиеся образования Государства Израиль именно на территории Палестины, а с началом Второй мировой войны выплескивает свои сильные переживания о гибнущих по всей Европе евреях в многочисленные стихотворения – например, «Убитые в Тирмонье» и «Баллады о червях». В сентябре 1941 года он по-русски обратился к евреям СССР в поддержку их борьбы против фашизма.

Продолжал Черниховский все эти годы и переводить: Шекспира, Гёте, «Слово о полку Игореве» и даже «Калевалу» – карело-финский поэтический эпос, за перевод которого он был награжден рыцарским крестом ордена Белой розы Финляндии. В 1935 и 1937 годах его тоже, как и Бялика, выдвигали на Нобелевскую премию по литературе.

Под конец жизни все больше стали замечать его и соотечественники – Черниховского дважды наградили премией Бялика, что, учитывая весь их так или иначе параллельный путь, интересно. Когда Черниховский заболел раком и жена забрала его в иерусалимский монастырь, в Тель-Авиве заволновались, как бы она там его не похоронила. Но нет, как и Бялика, его похоронили на кладбище Трумпельдор в Тель-Авиве. Недалеко от этого кладбища в городе вскоре появилась улица Черниховского. Потом в его честь назвали и дом писателя, и школы, и другие учреждения. Чуть позже учредили и премию Черниховского. В 1968 году на израильских шекелях появился портрет Бялика, после 2014 года, как уже говорилось, Черниховского. В Израиле про него часто можно услышать что-то вроде: «второй после Бялика великий поэт».