Пешков в большой игре

Приемный сын Горького, старший брат Якова Свердлова и личный поверенный Шарля де Голля – его биографии хватило бы на десятерых. Но со своим понятием о чести он оказался не нужен ни в России, ни в СССР, зато во Франции стал национальным героем. Чекисты этого Зиновию Пешкову не простили: замучили в тюрьмах и дочь, и внуков.

По одним сведениям, Горький был дружен с отцом Зиновия – Михаилом (Мовше) Израилевичем Свердловым, нижегородским гравёром, проживающим вместе с семейством в комнатах над небольшой типографией в доме на Большой Покровской в Нижнем Новгороде. Другие источники сообщают, что с Горьким познакомился сам Зиновий – молодой и, судя по всему, очень горячий юноша страстно интересовался жизнью и её бурлениями в те годы. Как бы то ни было, на рубеже XIX-XX веков в типографии на Большой Покровской стали печататься революционные прокламации, выпуск которых курировал Максим Горький. В 1901 году Горький был арестован за активное участие в марксистских рабочих кружках. Ему тогда было 33 года, он успел уже опубликовать свой первый двухтомник, стать не только «буревестником революции», но, прежде всего, писателем мировой величины – в Америке, например, его печатали с начала 1900 годов. Зиновия арестовали вместе с ним, и формально обвинение базировалось на использовании ими в целях революционной пропаганды мимеографа – машины трафаретной печати для быстрого размножения книг разными тиражами. По состоянию здоровья тюрьму Горькому заменили ссылкой из Нижнего в Арзамас. Следом отправился Зина, как называл своего юного товарища Горький.

Жизнь продолжалась – Горький работал над пьесами, помогал достраивать Народный театр в Нижнем Новгороде. Увидев Зиновия Свердлова на читке «На дне» в роли Васьки Пепла, бывший там же Немирович-Данченко рекомендовал молодому человеку отправляться в Москву и поступать в театральное училище. Что тот и попытался сделать, однако поступить в Императорское филармоническое в Москве не смог – евреи не имели права жить вне черты оседлости.

Способы обхода запрета имелись. Горький предложил Зине обойти его через крещение и вызвался стать его крёстным отцом. В метрической книге Троицкой церкви в Арзамасе имеется запись от 30 сентября 1902 года: «Через таинство крещения и миропомазания присоединён к православию полоцкий мещанин Иешуа Соломон Мовша Свердлов, 19 лет от рождения, с присвоением, согласно его желанию, отчества и фамилии восприемника – Алексея Пешкова». Зина смог поступить в школу Московского художественного театра и проучился там целых два года. А отношения с Горьким, чем бы их ни поливали с тех пор, как об этом стало возможно говорить, оказались на самом деле очень важными для обоих. Они протянулись, сколько смогли, несмотря на расхождения в политических взглядах.

В тот день, когда Зиновий принял крещение, от него отрёкся отец и, говорят, даже проклял. В различных анкетах его младшего брата – Якова Свердлова – в числе родственников Зиновий перестал упоминаться после 1903 года. К РСДРП Яков примкнул уже в 1901 году, а после раскола в 1903-м принял сторону большевиков. Яков готовился в профессиональные революционеры, а Зиновий годам к 20 понял, что большевистские идеологемы ему не близки совсем. Его намного больше в то время занимал театр. Одна из последних встреч с братом произошла на квартире Горького на Кронверкском проспекте в Петербурге. Общались крайне напряжённо – Яков потребовал, чтобы Зиновий уехал из России, тот в целом был согласен, но вовсе не из подчинения брату. Его должны были вот-вот призвать в русскую армию, он был не против послужить, но служить стране, игнорирующей права человека, только потому что этот человек – еврей, ему не хотелось.

По слухам, Горький тоже советовал эмиграцию и даже помог с поддельными документами. Сначала была Канада, где Зиновий трудился рабочим в Торонто, потом Америка – там ему ради заработка приходилось перекрашивать шкуры собак в енотов для пошива ценных меховых изделий. Зато в Америку приехал Горький в апреле 1906 года! У трапа его встречала толпа журналистов, но Зина протиснулся среди них, одетый явно не по протоколу, и добрался до каюты Алексея. Весь период пребывания в Соединённых Штатах он исполнял роль личного секретаря Горького. А великий буревестник, стоит отметить, приехал в Америку с промо-туром русской революции и надеждой на сбор денег в её пользу, который закончился нелепо, но это уже совсем другая история. В 1907 году Зиновий Пешков переехал к своему приемному отцу в Италию и продолжил работать его личным поверенным.

Зиновий стал одним из первых официальных врагов народа. Упоминать его имя ни в отдельности, ни всуе с младшим братом было нельзя. Яков впредь стал придерживаться исправленной версии своей биографии, Зиновий Пешков старую семью не вспоминал, во всяком случае, вслух. Среди большевиков Горького и так недолюбливали за чрезмерную чувствительность к ценности человеческой жизни и чести, хотя со стороны это не всегда было видно. Запрет на контакты с бывшим Свердловым он на себя не распространял, как и на контакты с многими другими эмигрантами, но в случае с Алексеем он был вооружён ещё и правом приёмного отца. Переписку с ним Горький не прекратит даже во время своего итогового московского заточения, когда в особняке Рябушинского в Москве, отданном в распоряжение семьи Горького, на первом этаже посменно дежурили чекисты, а проверке со временем стала подвергаться вся входящая корреспонденция и звонки.

О смерти сына Максима Горького в 1934 году Зина узнает из газет и передаст через надёжных людей письмо с самыми искренними соболезнованиями. Уже сильно разочарованный в русском социализме, Горький будет слать ему свои ответы тоже через доверенных людей. О смерти самого Горького Зина также узнает из газет, но передавать в Россию будет уже нечего. Он был уверен, что это большевики убили отца, которого он сам выбрал и любил крепче настоящего.

В начале Первой мировой войны Пешков отправился на фронт в рядах Французского иностранного легиона. В боях под Аррасом его ранили – он сам добрался до американского госпиталя на окраине Парижа. Выжил после гангрены, но остался без правой руки. Вскоре от него ушла жена – Лидия Петровна Бураго, эмигрантка, дочь казака. Не может безрукий мужчина заботиться о красивой женщине с запросами, что-то такое написала она ему и забрала с собой дочь.

Он научился жить с левой рукой. За ранение французское правительство наградило его военным крестом с пальмовой ветвью и именным оружием. И пожаловало право на получение французского гражданства. Теперь можно было продолжить военную карьеру, но инвалиду на активной службе делать нечего, и Пешкову предложили разведку. И отправили в Америку, откуда меньше чем через год он вернётся с орденом Почётного легиона. После февральской революции в качестве представителя военной миссии при временном правительстве он оказался в России и сопровождал Керенского по фронтам. После установления большевиков Пешков второй раз появился в России. Теперь уже в качестве сопровождающего генерала Жанена, который впоследствии предаст Колчака – Пешкова к этому моменту рядом уже не было. Как только Владимир Ильич Ленин обратился к мировой общественности с просьбой о помощи голодающим Поволжья в начале 20-х годов, Зиновий стал первым, благодаря кому в Марселе начали грузить на пароходы хлеб для России.

В 1920 году он получил чин капитана французской Армии, тогда же недолго исполнял обязанности военного помощника при меньшевистском правительстве в Грузии. Впоследствии принимал активное участие в эвакуации белой армии с юга России, сам покинул страну на одном из последних кораблей. Он служил при МИД Франции всю вторую половину 20-х годов, в 30-х – при Верховном комиссаре в Леванте, потом был офицером в иностранном легионе в Марокко. Он проявил себя настоящим военным командиром и тонким стратегом-переговорщиком. Попав в госпиталь после ранения в Марокко, Пешков снова взялся за перо и начал писать книгу «Иностранный легион», названную историками одной из лучших по теме. В легионе его очень любили. Зная, что он выходец из России, русские военные эмигранты стремились попасть в его расположение. Идя в разведку, он предпочитал брать с собой бывшего казака: и поговорить по-русски можно, и в опасной ситуации свой вызывал больше доверия. По России скучал, не скрывая этого. И на всех языках, которыми владел, говорил с русским акцентом.

В Италии росла его дочь Лиза, к которой он собирался ехать сразу после выхода в отставку. Но в Риме Лиза встретила сотрудника российского консульства – на самом деле разведчика Ивана Маркова. Полюбила и приняла предложение его руки. Понимая, что ситуацию никак не изменить, ради безопасности дочери Зиновий был вынужден прекратить отношения с ней. В конце 1937 года Ивана отозвали в Россию и арестовали прямо в гостиничном номере в Москве. После пришли и за Лизой, которая осталась с двумя детьми. Ей пообещали встречу с мужем и увезли, разрешив с собою взять только младшего ребёнка. Старшего потом в приюте нашла первая жена Горького – Екатерина Павловна Пешкова – и заботилась о нём, судьбу младшего проследить так и не удалось.

В тюрьме Лиза провела три года. После освобождения в столице находиться ей не разрешалось, потому она перебралась под Сочи и прожила там практически в полной нищете. Спустя время к ней пожаловал сам Берия. Он предлагал беспрепятственное перемещение во Францию, где она должна восстановить отношения с отцом и после регулярно доносить советским спецслужбам о его планах и передвижениях. Обещал вернуть мужа, которого в то время уже не было в живых – Лиза отказалась. Уже перед смертью отца ей удалось найти возможность прислать ему письмо – его ответ не порадовал. Он так и не смог понять, почему Лиза отправилась с мужем в Москву, поставив тем самым под угрозу свою жизнь и жизнь детей, ведь он, внимательно следивший за ужасами новой России, предупреждал её об этом.

Есть множество подозрений, что Зиновий Пешков всё-таки сотрудничал с ОГПУ, но биографы не нашли хоть сколь-нибудь весомых доказательств. Когда в очередной рабочей поездке он был на Дальнем Востоке, к нему подослали целую команду оперативников НКВД. Он очень хорошо их принял, но на все предложения о сотрудничестве отвечал однозначно – он не станет действовать против интересов правительства Франции, гражданином которой является. Пешков всецело служил своей второй родине до конца 1940 года, но когда французское правительство стало сотрудничать с Германией, подал в отставку. И уехал к опальному в то время генералу де Голлю в Лондон – с ним он дружил ещё с начала карьеры во французском легионе.

Когда де Голль создал комитет «Свободная Франция», Пешков стал его главным помощником в поиске союзников и для начала помог найти оружие для его армии. Именно де Голль сделал Пешкова, которому очень доверял, генералом, несмотря на то, что формального образования, даже начального, у Зиновия не было. В 1944 году он получил статус посла, но уже с 1943-го был главой дипмиссии в Китае до 46-го, и далее до 1949 года – в Японии. В отставку он вышел в 1950 году в звании генерала корпуса. Говорят, что другого иностранца, которому бы удалось осилить в этой стране два столь сложных поприща – военное и дипломатическое, – Франция не помнит. Когда в 60-х Франция начала терять колонии, 80-летнего Пешкова снова отправили решать спорные вопросы, теперь уже к президенту Китайской республики Чан Кайши.

Столь блестящую биографию ему пришлось то ли выкрасть у судьбы, то ли обменять на жизнь обычного человека. Зачем и почему – никто не объяснит. Зиновий Пешков умер в военном госпитале на окраине Парижа, кстати, в том самом, в который он приехал после своего первого ранения с простреленной рукой. В этот раз он почувствовал себя плохо дома, в своей скромной двухкомнатной квартирке в Париже, собрал вещи, вызвал такси, а по приезде обрадовался, что медсестра, принимавшая его, оказалась родом из Нижнего Новгорода.

Когда понял, что умирает, он позвал православного священника, своего старого друга Николая Оболянского, хотя никогда особенно в Б-га не верил. Его отпевали в соборе Александра Невского на улице Дарю (rue Daru), а хоронили как национального героя Франции на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем. Ни жены, ни детей, ни внуков. В последний путь Пешкова провожали ветераны французского легиона. Об этих похоронах писали все ведущие издания Европы и Америки, но не советские. В изголовье гроба во время прощания стояла свеча, рядом с ней – портрет Горького и награды русского легионера.