Поэт немой эпохи

Он благодарил судьбу за все, даже за сталинские лагеря, в которых, по его признанию, он и «узнал страну». В ссылке он оказался еще студентом – за непочтительные стихи о Сталине, прочитанные публично. По возвращении был предан забвению в официальной печати, но стал легендой в кругах диссидентов. В минувшую пятницу поэт Наум Коржавин умер в возрасте 92 лет.

С огорчением Коржавин говорил лишь о том, что ему выпало жить в то время, когда «стихи можно было писать, но нельзя было публиковать». Впрочем, это никак не влияло на популярность поэзии Коржавина – его стихи заучивались, пересказывались и переписывались задолго по появления самиздата.

По словам поэта Владимира Корнилова, Коржавин был «первой любовью послевоенной Москвы». Тогда о нем говорили как о гении, чуть позже – как о живой легенде. К примеру, в одном из своих очерков Евгений Евтушенко, вспоминая о первой встрече с Коржавиным, писал: «В год смерти Сталина, весенним днем, передо мной в литинститутском коридоре внезапно выросла Легенда. Странно, но она была небольшого роста. Несмотря на только что отбытую ссылку, человек-Легенда был вовсе не исхудавший, а с довольно пухлыми щечками, с озорными, так и брызжущими любопытством неуемными глазами, готовыми выбить напором энергии стекла очков из дешевенькой железной оправы. Курнопелистый нос человека-Легенды, хотя сам он был еврейского происхождения, вовсе не походил на зловеще крючковатые носы врачей-отравителей из недавних карикатур». По словам Евтушенко, Коржавин тогда оценил его первые шаги в литературе: «Читал, читал. На тебе еще сильно Маяковский сидит, но это ненадолго». «Ну а его стихи я во множестве знал наизусть, хотя они тогда еще не были нигде напечатаны. Да разве я один! – писал Евтушенко. – Есть строчки, которым тесно в литературе, и они покидают ее, ходят по улицам, трясутся в трамваях и поездах, летают на самолетах».

Псевдоним «Коржавин» был выбран им сразу после войны. Произошло это так – поэта вызвал один из сотрудников московского горкома и отчитал за «политическую неустойчивость». После этого сменил гнев на милость: «Вы же русский поэт, а не еврейский. Даю полчаса на то, чтобы вы придумали себе псевдоним вместо вашей неблагозвучной фамилии Мандель». Выйдя из кабинета, молодой поэт встретил прозаика Елизара Мальцева, у которого и попросил помощи в выборе псевдонима. Тот, наморщив лоб, сказал: «Ну так и быть, дарю тебе из моих запасов самую-самую русскую фамилию – Коржавин». И вскоре имя Наума Коржавина уже не сходило с уст представителей столичной литературной среды.

Наум Моисеевич Мандель родился в 1925 году в Киеве. Родители звали его Эмка – так стали звать его и все друзья. Писать стихи он начал лет в 13. Намерения были серьезными – поехать в Москву и поступить в Литературный институт имени Горького. Но за несколько месяцев до 16-летия Эмки началась война – в армию его не взяли из-за сильной близорукости, так что вместе с семьей он эвакуировался на Урал. Зато сразу после эвакуации, в 1944-м, 19-летний Наум примчался в Москву. «В Литинститут меня сначала – в 1944 году – не приняли. Потому что – ну ладно, всем понятно, почему! Директор сказал, что мне надо уголь грузить. Ну, испугался он, – вспоминал поэт. – А я тогда дурак был, всем всё читал, потому что если писать и не читать, то это бред. Стихи – это внутреннее обращение. Я читаю людям вовсе не от храбрости, не от героизма, не потому что думаю, что стихами что-нибудь изменю. Я читал их потому, что они из меня перли».

В институт Коржавин в итоге поступил со второй попытки в 1945-м, во многом благодаря случайному знакомству с Константином Паустовским – тот послушал стихи юного поэта и написал директору института рекомендательное письмо. Впрочем, доучиться Коржавину с первого раза все равно не удалось. Он много писал, посещал литературные вечера, никогда не отказывался «прочесть что-нибудь новенькое» – вскоре его стихи разошлись по городу. Людям нравилось, как молодой поэт без всякого страха, без оглядки на последствия рассуждал на злободневные темы. Не понравилось это вот только органам госбезопасности.

В конце 1947 года студента второго курса Наума Манделя арестовали прямо в общежитии. Через восемь месяцев пребывания на Лубянке его осудили за «чтение стихов идеологически невыдержанного содержания». Приговор был такой: отправить «социально опасный элемент» в ссылку по статье 7-35 Уголовного кодекса. Конкретного стихотворения в вину не ставилось, а потому причину ареста Коржавин не понимал и долгие годы спустя – считал, что его ссылка была ради галочки. По общему же мнению причиной ареста стало стихотворение «16 октября». Там было про развал линии обороны в 41-м, про мысли о проигранной войне, про панику и бегство из Москвы.

Календари не отмечали
Шестнадцатое октября,
Но москвичам в тот день – едва ли
Им было до календаря.

Все переоценилось строго,
Закон звериный был как нож.
Искали хлеба на дорогу,
А книги ставили ни в грош.

Хотелось жить, хотелось плакать,
Хотелось выиграть войну.
И забывали Пастернака,
Как забывают тишину.

Стараясь выбраться из тины,
Шли в полированной красе
Осатаневшие машины
По всем незападным шоссе.

Казалось, что лавина злая
Сметет Москву и мир затем.
И заграница, замирая,
Молилась на Московский Кремль.

Там,
но открытый всем, однако,
Встал воплотивший трезвый век
Суровый жесткий человек,
Не понимавший Пастернака.

Впрочем, это было явно не единственное стихотворение, за которое могли арестовать Манделя. До этого им была написана поэма о 37-м годе, «Стихи о детстве и романтике», где было, в основном, про ежовщину, и еще целый ряд «вольнодумных» строк. Следователи, к примеру, при допросах просили Коржавина прочесть стихотворение «Восемнадцать лет»:

Мне каждое слово будет уликою
Минимум на десять лет.
Иду по Москве, переполненной
шпиками,
Как настоящий поэт.
Не надо слежек! К чему шатания!
А папки бумаг? Дефицитные! Жаль!
Я сам всем своим существованием –
Компрометирующий материал!

1944

В общем, таких стихотворений, раскрывающих многие червоточины сталинских реалий, в творчестве Наума Коржавина был много. С 1948 по 1951 год Коржавин провел в сибирском селе Чумаково, три последующих года – в ссылке в Караганде, где поэт активно печатался в газете «Комсомолец Караганды» и «Социалистическая Караганда». За эти годы он написал десятки стихотворений, ставших хрестоматийными: «Церковь Покрова на Нерли», «Осень в Караганде», «Мне без тебя так трудно жить» и другие. Там же в марте 53-го Коржавиным было написано и стихотворение «Смерть Сталина» – поэт вынес свой приговор вождю народа задолго до официального развенчания культа личности.

Коржавина реабилитировали в 1956-м, после чего он восстановился и закончил Литературный институт имени Горького. В 1963 году вышел его сборник «Годы», включивший в себя почти все написанные им стихотворения. Тираж был солидный – 10 тысяч экземпляров. Вот только эта книга стала единственным советским изданием стихов Коржавина. Цензоры считали, что лагеря Наума ничему на самом деле не научили – он продолжал живо, а нередко и очень критично реагировать на все происходящее в стране, выступал в защиту диссидентов Юлия Даниэля, Андрея Синявского, Юрия Галанскова и Александра Гинзбурга. Вот почему его больше в Союзе не печатали. Зато по количеству стихов в самиздатовских списках он был явным лидером. Среди наиболее известных стихотворений тех лет – «Баллада о собственной гибели», «Судьба считает наши вины» и «Памяти Герцена, или Баллада об историческом недосыпе».

Такая популярность в определенных кругах оборачивалась не только забвением в официальной печати, но и массой других неприятностей – например, систематическими вызовами в прокуратуру. После очередного такого вызова Коржавин принял решение уехать. «Не хватает воздуха для жизни» – так он объяснил причину подачи заявления на выезд. Его отпустили, он обосновался в Бостоне. Его стихи печатали в выходившем в Париже журнале «Континент», его сборники выходили в ФРГ. В Союз поэт приехал в гости только в Перестройку – по личному приглашению Булата Окуджавы. Читал стихи со сцены, обсуждал грядущие перемены. Но о возвращении в Москву уже не думал, хотя сам признавался, что не очень-то вписался в американскую среду: «Все-таки я еврей по происхождению и русский патриот по самоощущению».

В 2016 году Наум Моисеевич стал лауреатом премии «Поэт», присуждаемой за наивысшие достижения в русской лирике. В минувшую пятницу, 22 июня, Коржавин умер от сердечной недостаточности в университетском городке Чапел-Хилл, штат Северная Каролина. Ему было 92 года. Похоронить себя Наум Коржавин завещал в России.