Погром и голуби

Поэт Хаим Бялик обрёл любовь на руинах Кишинёвского погрома. И потом до самой смерти скрывал свой бурный роман с художницей Ирой Ян от законной жены.

Их встреча была похожа на сцену из кинофильма. Он – гений поэзии и сионист. Она – художница и крайне левых взглядов. Вокруг них горит город. Поэт Хаим Бялик приехал в Кишинев в 1903 году – чтобы расследовать обстоятельства погрома, в результате которого 50 евреев погибли, еще около 500 получили травмы. Треть города была превращена в руины. Целью поездки было собрать свидетельства пострадавших, провести осмотр поврежденных кварталов и в конце составить подробную хронологию трагедии.

Однако в Кишиневе все пошло не так. Вместо подробного отчета Бялик написал поэму «Сказание о погроме», сделавшую его главным еврейским поэтом современности. «Пушкиным от идиша и иврита», как его нередко называют сегодня. Кроме того, на руинах города Бялик неожиданно нашел любовь – художницу Эстер Слепян, также известную под псевдонимом Ира Ян. Кишинев станет отправной точкой: всю свою жизнь после этого поэт будет мучительно метаться между Ян и законной женой.

Бялик провел в Кишиневе около трех недель. Историки полагают, что поэт и художница встретились впервые у отца Иры Ян – тот был известным в городе адвокатом и помогал поэту собирать свидетельства о погроме. Вечера Бялик часто проводил у него, обсуждая увиденное за день. Ира приходила послушать их разговоры, и однажды поэт пригласил ее на прогулку – так завязалось знакомство, очень быстро переросшее в бурный роман. Ян была старше Бялика на четыре года: в момент их встречи ей было 34, а ему 30. Она была женой сосланного революционера-подпольщика. Ее законный супруг, эсер Дмитрий Слепян, проживал в деревне под Архангельском – его приговорили к ссылке за печать нелегальной «левой» литературы. Ян и сама увлекалась марксизмом, а кроме того – в одиночку растила семилетнюю дочь. Хаим Бялик был религиозен и тоже состоял в браке. В Одессе, откуда он прибыл в Кишинев для расследования, его ждала жена – Маня Авербух, дочь богатого лесопромышленника. Больших противоположностей, чем Бялик и Ян, трудно и представить. Но они тянулись друг к другу и миловались, как два голубка.

Уже вскоре Ян писала: «Эти недели подарили мне счастье быть рядом с нашим великим поэтом. Он вернул меня к моему народу и к самой себе». Под влиянием поэта она отошла от левых взглядов и стала убежденной сионисткой. А совсем скоро – запросила официальный развод у ссыльного мужа. Вероятно, Ира надеялась, что и Бялик когда-нибудь поступит так же и они официально смогут быть вместе. Но поэт не спешил разводиться. Историки, которые исследуют биографию Бялика, считают, что его свадьба с Маней Авербух, очевидно, была «браком по расчету». Они поженились в Житомире: Бялик, который уже тогда пытался делать карьеру поэта, был нищ. До свадьбы они виделись всего несколько раз: промышленник Авербух выдал свою дочь за поэта, потому что в Житомире уважали деда Бялика, мудреца и толкователя Талмуда. Впрочем, позже между молодыми, судя по всему, вспыхнули настоящие чувства. Во всех разъездах Бялик будет писать ей нежные письма, называя ее «моя Манечка». Та в ответ будет ревновать – впрочем, достаточно мягко, и уговаривать его сообщать о себе чаще.

Программную поэму «Сказание о погроме», которая заставила заговорить об авторе весь литературный мир, Хаим Бялик закончил в начале 1904 года. Языком поэмы был идиш, на русский ее перевел Владимир Жаботинский: «Над дочерью свершилось семь насилий, / И рядом мать хрипела под скотом. / Бесчестили, пред тем как их убили, / И в самый миг убийства, и потом». Могучей строфой Бялика искренне и открыто восхищался сам Максим Горький, и это, кстати, в будущем поможет поэту беспрепятственно покинуть уже советскую Россию. Но в еврейской среде – особенно среди последователей Жаботинского, участников еврейской самообороны – нашлись и те, кто обвинил поэта в неправде. Дескать, Бялик выставил евреев безвольными жертвами, готовыми идти на заклание – в то время как во время погрома в Кишиневе они активно сопротивлялись: некоторые, как свидетельствуют очевидцы, не только отбивались, но и отстреливались, защищая свои дома.

В следующий раз Хаим Бялик и Ира Ян встретились в Варшаве два года спустя – в 1905-м. Роман вспыхнул с новой силой, а поводом для него стало совместное творчество. Ян, которая в прошлом училась живописи в Париже, а в Москве брала уроки у великого Василия Поленова, предложила Хаиму иллюстрировать его книги. Позже она перевела на русский две его поэмы – «Огненный свиток» и «Мертвецы пустыни». Сам Бялик в это же время совсем ушел от социальной проблематики и написал цикл любовных стихотворений. Исследователи его творчества отмечают: в прошлом – например, сразу после женитьбы на Мане Авербух, любовная лирика почти не встречалась в творчестве поэта. А вот в Варшаве на фоне романа с Ян он начал буквально фонтанировать ей.

Спустя несколько месяцев Бялик уезжает в Одессу. Причина – отсутствие писем от Мани, до которой дошли слухи, что у ее мужа в Варшаве бурный роман. Ира Ян вскоре тоже едет за ним: она ведь официально – иллюстратор его книг, а значит, есть повод. Есть сведения, что Ян посещала семейное гнездо Хаима Бялика в Одессе и однажды даже познакомилась с Маней. Но долго так продолжаться не могло: Ян – максималистка, измены под оком жены – не для нее. Она мечтает о Палестине и зовет с собой Хаима. После ее отъезда из Одессы Бялик мучается. Он пишет письма, полные тоски: «После того как ты ушла, у меня немедленно испортилось настроение и я не смог закончить поэму. Я думал, что сойду с ума».

Ян призывает его оставить жену и ехать в Эрец-Исраэль. И злится, что этого не происходит: «Нет в мире ночей более красивых, чем ночи Иерусалима. Они ждут тебя. Они ждут стихов, которыми ты прославишь их несравненную красоту. Все в Палестине ждет тебя. Иногда мне кажется, что я слышу то тут, то там: “Как это бесит, что Бялик до сих пор не приехал, ведь именно здесь – его место!”». Ян буквально взрывается, когда поэт в одном из своих писем интересуется, как продаются в Палестине его книги. «Ты сидишь в своей кухне, темной, как могила, – пишет она. – Ты боишься за себя, не за детей. Даже такого повода, как “дети”, у тебя нет, потому что у тебя нет детей. Я вижу тебя в пустыне: сначала ты в песке по грудь, затем по горло, и ты не можешь вытащить себя оттуда».

Хаим Бялик не приедет в Палестину еще много лет. Он решится на репатриацию только в 1924-м, уже из Берлина, когда его музы Ирины Ян давно не будет в живых. Та умрет от чахотки в 50 лет, в 1919-м. Художница подхватит болезнь в египетской Александрии, куда с началом Первой мировой войны ее, как гражданку России, вышлют турецкие власти. Ирину Ян похоронят в Тель-Авиве на еврейском кладбище на улице Трумпельдора.

Бялик приедет в Палестину с супругой: он проживет с ней до конца жизни. На Земле обетованной его встретят как героя. О популярности Бялика в те годы художник Марк Шагал напишет так: «Дать кличку корове – бегут к Бялику, узнать, как называется цветок, – зовут Бялика. Рабочие – за Бялика. Молодые поэты, даже те, кто против него, – с ним…» Все эти годы Хаим Бялик будет молчать, что у него был роман на стороне. В одном из писем к жене, которые он постоянно писал в поездках, он даже будет весьма жесток – упомянет в числе прочего, что когда-то, еще в Европе, мельком видел Иру Ян, и та «еще больше постарела».

Поэта не станет в 1934 году. Причиной смерти станет неудачная операция, которую 61-летнему Бялику сделают в Вене. Его похоронят на том же кладбище, что и Иру Ян. Проститься с «еврейским Пушкиным» в Тель-Авиве придут тысячи людей: траурная процессия растянется на несколько городских кварталов. Почти сразу Маня Авербух передаст ключи от их дома городским властям – чтобы те сделали в нем музей памяти ее мужа. Маня переселится в небольшую квартирку по соседству. Она скончается в 1972 году в возрасте 96 лет, ее похоронят рядом с Хаимом.

Незадолго до своей смерти Маня получит печальные доказательства, что в жизни Хаима была другая женщина. В музее предадут огласке переписку поэта с Ирой Ян. Впрочем, возможно, что Маня обо всем знала и раньше – еще со времен одесских слухов, но продолжала любить своего великого мужа и делать вид, что все хорошо. Возможно, что и тот продолжал любить ее, а роман с Ирой Ян был всего лишь увлечением, которое растянулось на годы.

Известно, что уже после репатриации в Палестину – за выезд Бялика из советской России ходатайствовал Горький, а окончательное разрешение лично дал Ленин – поэт заказал художнику портрет своей жены. И потом повесил его напротив своего стола – и каждый раз, глядя на картину, не мог скрыть восхищения.