Квадрат Маневича

Юнцом встречался с Лениным, а всю войну добывал секретные чертежи в Европе. Перед самой же смертью Герой Советского Союза разведчик Лев Маневич спас 16 000 заключенных концлагеря Эбензее.

5 мая 1945 года узники концлагеря Эбензее, как обычно, вышли на работу в штольни. Внезапно многотысячная колонна остановилась. Несмотря на угрозы вооруженных конвоиров, люди отказывались продолжать путь. Охранники начали стрелять, но поднялся бунт, и нацисты пошли на попятную. Гитлеровцы успели убить несколько человек, но если бы не отказ идти на работу, жертвы бы исчислялись тысячами. Избежать их помог один из узников: он предупредил товарищей о планах отступающих нацистов взорвать всех заключенных в шахте. В лагере этого человека знали как полковника Якова Старостина, но на самом деле под этим именем скрывался легендарный советский разведчик Лев Маневич.

Разведать планы нацистов Маневичу помогло блестящее знание немецкого – при этом узникам разведчик сообщил об угрозе уже на итальянском и французском. Все эти языки он в совершенстве выучил еще в детстве. Родился он в 1898 году в небольшом белорусском городе Чаусы недалеко от Могилева в семье адвоката Ефима (Израиля) Маневича. Когда Леве было семь лет, умерла его мать, и вскоре мальчика отправили в Цюрих к старшему брату Якову. Тот в 1905 году был сослан на каторгу за участие в революционном движении, но сумел бежать за границу и осел в Швейцарии.

В Цюрихе Лева первым делом принялся учить немецкий, и уже через несколько месяцев мог общаться на нем с учителями и одноклассниками. После этого мальчик принялся за французский и итальянский. Он всего лишь учил государственные языки страны, в которой жил, и не подозревал, что именно эти знания и определят его карьеру разведчика.

Вместе с языками в Швейцарии он усвоил революционные взгляды брата, который и за границей оставался на связи с большевиками. На собраниях местной партийной ячейки Леве удалось лично увидеть и услышать Ленина, когда тот в 1916 году жил в Цюрихе. Неудивительно, что братья Маневичи сразу вернулись в Россию, как только до них дошла весть о февральской революции. Оба горели желанием строить новое революционное будущее – но вместо этого сразу по приезде в июне 1917-го были мобилизованы.

Впрочем, служба длилась лишь несколько месяцев – ровно до Октябрьской революции. Вскоре после нее Лев Маневич уже добровольцем вступил в Красную армию. Однако весной 1920 года его отозвали с фронта. Зарождалась советская военная разведка – остро не хватало квалифицированных кадров. Требовались люди со знанием иностранных языков и уклада жизни за границей. Искали их в первую очередь среди эмигрантов, вернувшихся на родину после революции по идейным соображениям. Поэтому партийное руководство направило Льва Маневича в Москву, где он окончил Военную академию РККА и поступил в распоряжение разведуправления штаба РККА.

Непосредственным начальником Маневича стал Ян Берзин, создавший систему военной разведки в СССР. Еще в конце 1920-х он предугадал начало Второй мировой, опираясь на собранные разведданные. Берзин даже опубликовал под вымышленным именем брошюру, где писал, что война может начаться в ближайшее десятилетие без объявления и станет «войной моторов». Поэтому приоритетной задачей советских разведчиков стал сбор данных о новейших военных технологиях.

Инженерное образование Маневича оказалось кстати – и в 1925-м его отправили в Германию, где он и провел два года. Эта поездка была чем-то вроде «выпускной практики», где разведчику предстояло обкатать свои навыки. Главное, что от него требовалось – установить связи и завязать полезные знакомства с людьми, связанными с военной промышленностью. Предполагалось, что после этого Маневича легально отправят в США на дипломатическую службу, и под этим прикрытием он будет добывать сведения.

Для этого в 1927 году Маневич вернулся в СССР, где получил неожиданное предложение от Яна Берзина: стать нелегальным разведчиком в Европе. Хотя оно было озвучено в формате просьбы, а не приказа, Маневич понимал, что отказ равносилен смертному приговору. Его отправили в летную школу, где он выучился пилотировать самолет, а потом – в Вену под видом австрийского предпринимателя Конрада Кёртнера. Однако в агентурной сети он был известен под псевдонимом Этьен, закрепившимся за ним еще во время службы в Германии.

К тому времени у Маневича уже была семья: в 1921-м он женился, а годом позднее родилась дочь Татьяна. Известие о новом отъезде и очередной долгой разлуке жена восприняла очень тяжело, и разведчик уговорил Яна Берзина отправить вместе с ним семью. Берзин понимал риски, но Маневич к тому времени успел отлично себя зарекомендовать, и руководитель нехотя согласился. Позднее это решение оба признают ошибкой. И тем не менее жена Маневича Надежда поехала в Вену с паспортом гражданки Финляндии Марии Вестерхольм, а дочь Татьяна превратилась в Айно.

Проблемы начались сразу же: дочь, с младенчества говорившая по-немецки благодаря усилиям отца, чуть не выдала родителей прямо на вокзале. Она начала расспрашивать, почему суп подают в чашках, а не в тарелках, и зачем в него кладут яйцо. Отец тут же попросил говорить тише и попросил, чтобы она старалась не показывать удивления. Вскоре девочка опять всерьез испугала взрослых – в гостиничном коридоре она начала распевать на русском языке песню про Советскую армию.

В итоге маленькая Таня невольно навлекла на родителей неприятности. По легенде, Мария и Айно были лютеранками, и однажды пожилая соседка-учительница вязла девочку с собой в церковь. Таня, родившаяся в Советском Союзе, не знала, кто такой Иисус Христос, не говоря уже о христианских молитвах и обрядах. Удивленная соседка пришла к ее матери с расспросами – и на всякий случай донесла на странную семью куда следует. Мать и дочь взяли под наблюдение. К счастью, Надежде удалось связаться с полпредством, и их экстренно вывезли в СССР. Лев Маневич больше никогда их не видел.

Сам он вскоре перебрался в Италию, куда и стремился. Его целью были предприятия по производству самолетов – в 1930-е именно в Италии было лучше всего развито авиастроение в Европе. И не только авиастроение: Италия создавала лучшие подводные лодки и передовое стрелковое оружие. Маневич под именем Конрада Кёртнера владел патентным бюро «Эврика» в Вене, и ему повезло заключить контракт с немецкой фирмой «Нептун». Эта фирма выпускала аккумуляторы для подводных лодок, что само по себе было удачей. Но еще важнее была возможность поехать в Италию в качестве официального представителя этой компании.

Так в 1931 году Маневич оказался в Милане, где открыл филиал «Эврики» и быстро вошел в местные деловые круги. Он стал членом местной торговой палаты, жил на широкую ногу и снискал себе репутацию знатока классической музыки и завсегдатая театра Ла Скала. В оперу он ходил с молодой студенткой консерватории по имени Ингрид. Окружающие приписывали им бурный роман, тем более что Кёртнер появлялся у нее на квартире. Во время его визитов оттуда доносились звуки оперных арий – влюбленные слушали патефонные пластинки.

На самом деле под корпусом дорогого патефона скрывалась рация, а Ингрид была радисткой, работавшей под позывным Травиата. Она передавала в СССР полученные от Маневича данные о новых разработках итальянских военных конструкторов. Благодаря тандему «поклонников оперы» советская разведка получила около 200 секретных чертежей и документов, в том числе сведения об испытаниях истребителя Caproni, бомбардировщика Fiat BR, о подводных лодках Mameli и многих других секретных технологиях.

Однако итальянская контрразведка все-таки вышла на след одного из агентов Маневича – инженера Паскуале Эспозито. Тот сочувствовал коммунистам и потому поставлял им секретные сведения. Эспозито арестовали, когда тот выносил с завода чертежи. Его шантажировали, пригрозив жестоко убить его падчерицу, и он указал на Маневича. Сам разведчик тоже чувствовал слежку и успел предупредить радистку: Ингрид вовремя уничтожила патефон с рацией и сбежала в нейтральную Швейцарию. А вот Маневича в 1932-м схватили и около пяти лет держали под следствием. Но он категорически отрицал причастность к советской и чьей бы то ни было разведке. Конрад Кёртнер утверждал, что как владелец патентного бюро гонялся за техническими новинками, чтобы разбогатеть на чужих ноу-хау.

В 1937-м его осудили на 16 лет за промышленный шпионаж и отправили в тюрьму, где содержали осужденных с такими же статьями. Иначе говоря, он оказался в обществе специалистов, причастных к военной промышленности. Это сыграло ему на руку, потому что позволило добывать ценные сведения даже в тюрьме. В СССР он их передавал через адвокатов, причем те даже не подозревали, что служат связными. Но по просьбе Маневича они сообщали «невинные» зашифрованные данные другим резидентам, а те переправляли информацию в Советский Союз.

Одновременно Ян Берзин, понимая ценность Маневича для советской разведки, прилагал неимоверные усилия по его освобождению. Он обивал пороги, добиваясь разрешения и средств на подготовку побега. Планировалось подкупить надзирателей, и план, возможно, сработал бы, если бы не чистки 1937 года. Под них угодил сам Берзин – в ноябре 1937-го его объявили троцкистом и расстреляли. После смерти Берзина попыток вызволить Маневича уже никто не предпринимал.

В 1941-м Маневич заболел туберкулезом, и его перевели в другую тюрьму на острове Сан-Стефано. Двумя годами позднее там высадился американский десант и освободил всех заключенных. Разведчик перебрался на материк, но, к несчастью, оказался в зоне, оккупированной немецкими войсками. Уже через несколько дней его снова схватили и отправили в концлагерь. На этот раз он не стал выдавать себя за несуществующего Конрада Кёртнера, иначе его переправили бы в Австрию, где обман быстро бы раскрылся. Он назвался именем реального человека – советского полковника Якова Старостина, своего боевого товарища со времен Гражданской войны. Маневич хорошо знал биографию Старостина вплоть до мельчайших деталей, и легенда не вызывала подозрений.

Около года он провел в концлагере Маутхаузен, где смог организовать подпольное сопротивление. Маневичу и его единомышленникам удавалось срывать работу и портить оборудование. Потом он сменил несколько лагерей, пока под конец войны его не перекинули в «филиал» Маутхаузена – Эбензее. Там он продолжал подпольную подрывную работу, а за день до освобождения лагеря силами союзников спас 16 000 человек – ту самую многотысячную колонну, которую собирались взорвать в шахтах при отступлении. Разведчик узнал о планах нацистов и смог предупредить остальных.

К тому времени его здоровье было подорвано окончательно. После освобождения 6 мая 1945 года он раскрыл себя проверенному товарищу по концлагерю – советскому офицеру Гранту Айрапетову. «Передай в Москву, что я Этьен, – попросил разведчик, – и скажи, чтобы не трогали семью, потому что я сделал все что мог». Ни жену, ни дочь никто и в самом деле не тронул – наоборот, устроили на работу в госорганах.

Лев Маневич умер спустя несколько дней: официально зафиксирована знаменательная дата 9 мая, но по другим документам это могло быть 11 или 14 мая. Так или иначе, его похоронили неподалеку от австрийского рода Линц под именем Якова Старостина. Только в 1965 году личность Льва Маневича рассекретили. Разведчика торжественно перезахоронили под его собственным именем на мемориальном кладбище в Линце и присвоили ему звание Героя Советского Союза посмертно.