Освобождение

Сегодня исполняется 80 лет со дня освобождения из тюрьмы ГПУ на Шпалерной в Ленинграде раввина Йосефа Ицхака Шнеерсона – Шестого Любавического ребе.

12 и 13 тамуза мы празднуем годовщину освобождения шестого Любавичского ребе, раввина Йосефа Ицхока Шнеерсона.

В полночь 15 сивана 5687 года (1927 г.) в квартиру на Моховой 22 в Ленинграде ворвались сотрудники ГПУ в сопровождении волонтёров «евсекции» (специальный отдел при ГПУ по работе с евреями) и понятых. После полуторачасового обыска, гэпэушники увели Ребе в самое страшное по тем временам место — Шпалерку.

В те годы меламеды (учителя), раввины и резники вели полуподпольный образ жизни, переезжая с места на место в соответствии с нуждами общин и планами Ребе. Но все три миллиона евреев не могли бы вести такой образ жизни. Для них Ребе нашел другой путь — «выжать» из формальных советских законов все возможное. Мы хорошо знаем, что в СССР законы никогда ни исполнялись. Но Ребе решил требовать их исполнения. Можно зарегистрировать общину? Значит надо собирать подписи и открывать синагоги. Можно учить Торе только своих детей? Значит надо замаскировать занятия в хедерах под домашние семейные кружки. Миквы (ритуальный еврейские бассейн) закрывают постановлениями санэпидемстанций? Значит надо навести в них аптечную чистоту. Пожалуй, именно эта попытка делать все «по закону» особенно бесила «еврейскую секцию» и ГПУ.

После девятнадцати дней следствия, которое вели следователи Нахмансон и Лулов, потомки старых хасидских семей, оставившие иудаизм, ребе был приговорен к расстрелу. По завершении следствия, следователь Лулов объявил: «В течение 24 часов вы будете расстреляны».

«Всевышний поможет!» — ответил Ребе.

И тогда, может быть впервые в истории ГПУ, нашла коса на камень. Давление мировой общественности заставило отменить приговор. Во главе борьбы за спасение Ребе стояли раввин Мордехай Дубин, депутат латвийского парламента, и депутат Бундестага доктор Оскар Кон.

3 таммуза 5687 года (1927 г.) приговор был заменен десятью годами каторги на Соловках, а спустя несколько часов снова заменен, на этот раз ссылкой в Кострому на три года.

Выезжая в ссылку, Ребе сказал провожавшим его на вокзале: «Да будет известно всем народам земли, что только наши тела отданы на гонения и преследования земным владыкам. Души же наши свободны. Мы объявляем открыто и недвусмысленно всем, кто нас слышит: во всем, что касается нашей веры, нашего закона, нашей Торы и наших заповедей нет над нами земной власти, и никто в мире не навяжет нам свою волю. Всевышний даст нам силы не бояться страданий тела, напротив, примем их с радостью. Гонения за веру только добавляют нам силы!»

Девять дней спустя, 12 тамуза, усилия главы Российского Красного креста Пешковой принесли новую победу: Ребе был освобожден из ссылки и избавлен от всех административных ограничений.

15 тамуза Ребе прибывает в Ленинград. И все же в России ему не дают вести тот образ жизни, который он считает для себя единственно возможным, не дают ему поддерживать связь с общинами.

Весной 1928 года он покидает Россию. Но сердце его остается с российским еврейством. Вот что пишет Ребе из Риги: «Я хотел жить в России, где евреи преданы Торе всей душой, соблюдают ее в бедности, гонимые и страждущие... Я покидаю Россию против своей воли и надеюсь, что исполнятся слова обещания мудрецов наших: Тот, кто исполняет Тору в бедности, удостоится ее в материальном и духовном изобилии».