Свидетель из Аушвица

Она полвека отказывалась говорить о Холокосте. А потом поняла: если не она – то никто. Теперь хрупкая 88-летняя старушка часто летает за океан – свидетельствовать против бывших служащих Аушвица, тех, кто убил её родителей, друзей и чудом не уничтожил ее саму.

В магазине мебели Игнаца Кляйна всегда пахло свежим деревом – этот запах маленькая Хеди очень хорошо запомнила, как и то, что отец никогда не повышал на нее голос. Она была единственным ребёнком в семье Игнаца и его жены, домохозяйки Элизабет – родители старались оградить дочь от любых жизненных неприятностей. Они жили в Орадя, румынском городке, который по старой памяти многие называли Нагиварад. Так он назывался до Первой мировой войны, когда входил в состав Австро-Венгрии. И так подписывала некоторые рисунки в своём альбоме маленькая Хеди – например, двух ярких гномов на фоне покрытых снежными вершинами гор и домиков, которые она видела каждый день.

Хеди получила памятный альбом в подарок на 11-й день рождения в 1939 году. Её одноклассники, друзья и родственники оставляли свои рисунки и пожелания на румынском и венгерском языках прямо рядом с творениями самой девочки. Несмотря на войну в Европе, в Орадя долго не было нацистов – Хеди продолжала ходить в еврейскую школу, изучала искусство и мечтала стать танцовщицей или учителем физкультуры.

В 1940 году городок Орадя по принуждению Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини перешел к Венгрии. Но в городе, которому вернули старое название Нагиварад, жизнь была относительно спокойной. Из ста тысяч жителей около трети были евреями. Отголоски того, что происходило с другими евреями в оккупации, долетали до городка, но почти никто в это не верил. Поверить в такое было сложно. Тем более что отец Хеди воевал в Первую мировую за Венгрию и был уверен, что государство никогда не предаст его еврейских граждан, даже если слухи об убийствах и унижениях хоть сколько-то правдивы. «Мы выбрали верить в это, потому что альтернативу было невозможно вообразить», – говорит теперь Хеди.

Но их наивная надежда продержалась недолго. В марте 1944 года немецкая армия пришла в Нагиварад. Спустя несколько дней 16-летняя Хеди, как обычно, пошла в школу, но вместо учёбы их 10-й класс собрали и объявили, что школы для еврейских детей закрываются. Позже появились жёлтые звёзды на одежде, а вскоре пришли и в еврейские дома. В городе быстро появилось гетто, куда семья Хеди отправилась очень мирно – ведь венгерское правительство не могло предать их. С собой им разрешили взять только маленький чемодан с самым необходимым. Свой памятный альбом она передала тёте, которая избежала депортации, будучи женой христианина.

Привыкшей к комфорту, любимой и домашней девочке Хеди пришлось жить в одной комнате с 15 людьми в ужасных условиях. Еды не хватало, людей пытали в попытках найти деньги и драгоценности, многие умирали от побоев. А через три недели гетто опустело: приближалась Красная армия, и немцы спешили окончательно решить еврейский вопрос. Хеди посадили в вагон для перевозки скота – там было невероятно душно, всего одно окно с колючей проволокой, и девочка пыталась помочь маме, обмахивая её платочком. Соседям по вагону дали одну бадью воды на 80 человек и одно ведро, чтобы использовать его как туалет.

Три дня они ехали в темноте, вони и без еды – многие не пережили поездку. Наконец впереди показались знаменитые ворота с надписью «Труд освобождает». Хеди оказалась в Аушвице. Всего через три месяца её родной город освободили от нацистов. «Если бы они разрешили нам остаться всего на три месяца дольше, целое поколение было бы спасено, – сокрушалась позже она. – У меня были бы мои родители, мои одноклассники, мои друзья…»

Как только люди вышли из поезда, началась селекция, повсюду раздавались крики и плач. Сначала налево к мужчинам отделили отца Хеди, и она даже не успела попрощаться. Потом направо увели мать. Хеди бросилась за ней, но на её пути встал солдат, и ей осталось только плакать и кричать имя Элизабет. «Она повернулась и посмотрела на меня. Я никогда этого не забуду. Казалось, что она не понимает, где находится. Её лицо отпечаталось в моей памяти. За несколько минут я превратилась в сироту», – вспоминает этот момент Хеди. Она больше никогда не видела родителей.

В Аушвице девушка провела несколько месяцев, умудрившись пережить ежедневные селекции. Она понимала, что у её отца, у которого была инвалидность, не было шанса выжить. Но по ночам Хеди убеждала себя, что её мать спит в таком же длинном бараке с протекающей крышей, что она, будучи умной и сильной, обязательно выживет, и они обязательно встретятся. До этого времени Хеди пообещала себе делать всё, чтобы оставаться здоровой и чистой и не разочаровать мать. Это было её причиной жить. Она не знала, что её мать в первый же день оказалась в крематории.

В выданном платье и обуви на деревянной подошве Хеди бродила по баракам, где нашла свою кузину Еву и нескольких своих одноклассников. Одна из них, милая и талантливая Мажо, которая в школе сидела за партой позади Хеди, попросила передать весточку её бойфренду Джорджу: «Когда ты вернёшься домой, найди его и скажи, как сильно я любила его». Хеди удивилась: почему бы Мажо самой не сказать ему этого? Но Мажо покачала головой: «Я знаю, что не вернусь, я знаю, что у меня это не получится, и я знаю, что это выйдет у тебя». От Мажо у Хеди остался только рисунок с танцовщицами на сцене, вклеенный в её альбом.

В августе 1944 года Хеди и её кузину Еву отобрали для работы на фабрике. Туда они добирались два дня. На одной из станций поезд тормознули и отделили 500 человек – что с ними стало, Хеди не знает. Она оказалась на фабрике Volkswagen в Германии, которая превратилась в завод по производству боеприпасов. Хеди трудилась по 12 часов, как раб, а когда начиналась бомбёжка, пряталась в убежище. Чтобы не так бояться грохота и взрывов, вместе с товарищами она рассказывала стихи, пела песни и даже обменивалась рецептами. Несмотря на голод и усталость, люди способны были вспоминать счастливое прошлое, и одна из женщин даже поделилась секретом своей фаршированной капусты, куда добавляла карамелизированный сахар.

Последний виток страданий ждал Хеди, когда её отправили обратно в лагерь – на этот раз в Зальцведель, один из «филиалов» концлагеря Нойенгамме. Неделю в лагере не было еды, и несмотря на то, что войска освободителей были рядом, никто не верил в освобождение. Но в апреле 1945 года американская армия освободила узников, среди которых была Хеди. Она вернулась в родной город в числе 2000 выживших евреев из 30 000 человек. Вскоре Хеди вышла замуж и нелегально перебралась в Канаду. В Ораде она побывала только спустя 20 лет и наконец забрала свой альбом.

Полвека Хеди молчала о Холокосте, похоронив в себе память об ужасных событиях. И только несколько лет назад, после смерти мужа, она начала говорить. Хеди возмущало отрицание Холокоста – вместе со своим альбомом она ходила в школы и рассказывала детям, что произошло конкретно с ней и что может произойти вследствие любой дискриминации. Она объясняла, заглядывая школьникам в глаза: «Я хочу, чтобы вы запомнили, что происходит, когда хорошие люди ничего не делают. С этого момента вы будете моими свидетелями».

Но когда Хеди предложили свидетельствовать против бывшего бухгалтера Аушвица и служащего СС Оскара Грёнинга, она поначалу думала отказаться. Не хотелось снова проходить через это, ведь даже звуки немецкого языка снова превращали её в ту испуганную девушку на перроне в Аушвице. Но после размышлений Хеди поняла, что у неё нет выбора: «Я могла говорить за тех, кто умер. Я должна была сделать это».

В 2015 году она отправилась в Германию, чтобы в зале суда рассказать о самом трагичном времени в своей жизни. Грёнинга признали виновным и приговорили к четырём годам заключения. Хеди тогда сказала: «Я думаю, он впервые осознал, что те, кто приезжали в вагонах для скота, тоже были людьми, у них были чувства и семья».

В прошлом году Хеди выступила ещё на одном процессе – против бывшего охранника СС Райнхольда Ханнинга, служившего в Аушвице в то время, когда были убиты её родители. На процессе хрупкая пожилая женщина с короткой стрижкой подошла к арестованному, смотревшему только на свои колени и не проронившему за весь процесс ни звука. «Посмотрите на меня, – произнесла Хеди. – Не бойтесь посмотреть на меня. Я всего лишь такой же человек». И тогда он впервые медленно поднял голову и встретился взглядом с пережившей Аушвиц. Ханнинга признали причастным к гибели не менее 170 000 человек и приговорили к пяти годам тюрьмы. Он умер, когда приговор ещё не вступил в силу.

Хеди Бом – она взяла фамилию мужа – сейчас 88 лет. Выживших в Холокост становится всё меньше и меньше, и она считает своим долгом рассказать обо всем за всех. Недавно она добралась даже до Австралии, где вновь подчеркнула это: «Каким бы непубличным человеком я ни была и как бы я ни мечтала не говорить о прошлом, я не могу так поступить. Я говорю, потому что молодое поколение должно узнать о том, что было, от свидетелей».