Нацист-спаситель

Немец Томас Эдельманн нашёл потомков еврея, у которого его дед-нацист отобрал в 1938 году магазин. Бросился извиняться, предлагать деньги, но узнал, что его дед вообще-то спас ту еврейскую семью.

В прошлом году 14-летний Финн – сын немца Томаса Эдельманна – приступил в школе к изучению темы нацистского прошлого Германии. Его отец решил принять в этом самое живое участие. Он тут же честно рассказал Финну: «Твой прадед Вильгельм Эдельманн был членом НСДАП. И есть все основания предполагать, что он нажился на горе евреев». Дело в том, что в конце 30-х годов дед Томаса по отцовской линии неожиданно обзавелся крайне прибыльным и большим хозяйственным магазином в красивом историческом здании в самом центре Бад-Мергентхайма на юге Германии. И Томас был уверен, что дед забрал этот магазин у какого-то еврея.

Уточнить было не у кого – того хозяйственного магазина давно уж не было, хотя здание по-прежнему принадлежало отцу Томаса. Вот только Томас с ним не общался с 70-х – именно тогда родители развелись, и отец как-то не подумал оставить сыну ни свои контакты, ни долю в семейном бизнесе. Понятное дело, что у Томаса были причины подозревать родственников по отцовской линии во всех смертных грехах.

Однако он решил найти своим подозрениям подтверждение. Запросив налоговые отчеты в Бад-Мергентхайме за 1938 год, Томас обнаружил, что был прав: до 1938 года процветающей хозяйственной лавкой в центре города владел еврей Бенджамин Хайдельбергер. Как его дед получил этот магазин – купил ли за бесценок или вовсе конфисковал на основании вступивших в силу нюрнбергских законов – Томас не знал. Это его так беспокоило, что он обратился в компанию MyHeritage, занимающуюся генетическими тестированиями и помогающую людям составлять их генеалогические древа.

Там довольно быстро обнаружили, что в 1942 году Бенджамин получил все официальные документы жителя Палестины. В 1979 году он умер, а в 1992 году с ним рядом похоронили его жену Эмму. Однако выяснилось, что на сайте есть контакты их внучки Ханны Эренрайх. И представители компании MyHeritag решили дать Томасу Эдельманну возможность написать ей письмо.

Еще не зная, что Ханна прекрасно говорит на немецком, Томас написал ей на английском. «Если моя семья каким-то образом приняла участие в чудовищно несправедливых действиях по отношению к вашим дедушке и бабушке, то я хотел бы взять за это хотя бы частичную ответственность, – цитирует его письмо CNN. – Я бы хотел поговорить с вами. Я понимаю, что вам, возможно, это будет неинтересно. Но мне важно научить своих детей нести ответственность, быть в ответе за свои решения. Возможно, это сделает жизнь всех нас лучше. Потому что в настоящее время политический климат в нашей стране вновь отравлен. На Германию надвигается новая волна антисемитизма. Я хочу быть уверен, что моя семья никогда больше не будет нести ответственность за несправедливость, пережитую другими, и всегда будет вставать на защиту слабых».

Ханна ответила ему почти тут же – и предложила созвониться. В итоге они проболтали на немецком больше полутора часов. Ханна рассказала, что была очень близка с дедом Бенджамином – и знала про его чудесный магазин в Бад-Мергентхайме абсолютно все. У нее до сих пор висит в квартире большая черно-белая фотография дедовской лавки в Германии. «Вот только поддержать Томаса в его критическом настрое по отношению к деду я не смогла, – объяснила Ханна. – Дело в том, что мои дедушка и бабушка прожили долгую и счастливую жизнь. И помог им в этом, как ни странно, дед Томаса».

Оказалось, что Вильгельм Эдельманн арендовал у деда Ханны несколько комнат: квартирантом он был вежливым, платил исправно, но главное, что он хоть и был в НСДАП на хорошем счету, антисемитом точно не был. Дед Ханны сам решил продать и дом, и магазин именно Вильгельму. Вот какую запись из дневника деда предоставила Ханна: «Осенью 1937 года мы продали ему наш дом за 10 тысяч рейхсмарок при рыночной цене в 15 тысяч, а следом, в июле 1938 года, получили от него же почти 30 тысяч рейхсмарок за магазин и склад. При других обстоятельствах я мог бы продать его за 40 тысяч рейхсмарок, но тогда многие еврейские предприятия продавались вообще за бесценок».

Однако главное, по словам Ханны, что Вильгельм счел своим долгом предупредить деда о надвигающихся еврейских погромах. «За несколько недель до событий Хрустальной ночи он пришел ко мне и сказал, что больше оставаться нам в Германии нельзя, – писал дед Ханны в дневнике. – Мы тут же собрались в дорогу. Денег от продажи дома, которые мы смогли увезти с собой, с лихвой хватило и чтобы добраться до Палестины, и чтобы там обосноваться».

По словам Ханны, продажу магазина деду Томаса действительно всегда считали в семье событием, спасшим жизни дедушки и бабушки. «Мои родители-то переехали в Палестину на год раньше, и я родилась у них тогда же, в 1937-м, – рассказала Эмма. – Потом приехали дедушка с бабушкой, это родители моего отца. А вот все родственники по материнской линии остались в Германии – и в итоге все погибли в годы Холокоста».

Томас Эдельманн остался после разговора с Ханной со смешанными чувствами. С одной стороны, он был рад услышать ее версию событий. С другой, он все еще остался полон недоверия к деду Вильгельму: «Мой дед был очень хорошим бизнесменом. И он вступил в ряды нацистов еще в 20-х годах, задолго до прихода Гитлера к власти. Так что я не верю, что он был прям таким хорошим человеком. Сомневаюсь я, что он не воспользовался ситуацией».