Геринг протянул руку еврею

Когда отец послал Эрнста Михеля учиться каллиграфии, еврейский подросток даже представить себе не мог, что именно это искусство однажды спасет ему жизнь.

Более шестидесяти лет минуло с тех пор, как понесли заслуженное наказание осужденные в Нюрнберге нацистские преступники. Михель теперь живет в Нью-Йорке и уже не говорит на когда-то родном немецком — за долгие годы эмиграции он просто забыл его. Зато прекрасно помнит холодное ноябрьское утро 1945-го, когда он, 22-летний юноша, входил под своды нюрнбергского Дворца правосудия. «Я оказался в пресс-ложе вместе с ведущими журналистами со всего мира, — вспоминает Михель. — И сидел в зале суда лишь в нескольких метрах от нацистских лидеров».

На Нюрнбергском процессе Михель представлял немецкую информационную службу союзников, и это стало конечной точкой в его с лихвой переполненном испытаниями пути через Вторую мировую. В самом начале войны он был схвачен нацистами и оказался в трудовом лагере, откуда через несколько лет его этапировали в Польшу. «Мы прибыли в место под названием Освенцим, — вспоминает он. — И я сразу почувствовал в воздухе странный сладковатый запах... Потом была селекция, в ходе которой лагерный врач решал, жить тебе или умереть. И когда один из узников сказал: “Вам повезло — другие уже в печках”, мы поняли, что стоявший в воздухе сладковатый запах был запахом горелой плоти».

Узнав о каллиграфическом таланте Михеля, нацисты поручили ему выписывать свидетельства о смерти. С приближением к Освенциму сил союзников, Михеля и других узников погнали в Германию. Во время смертельного марша ему удалось выжить благодаря солдату СС, который велел ему тащить на себе мешок с золотыми зубыми, часами и драгоценностями, прихваченными из лагеря смерти. Уже в Германии Михелю удалось бежать и укрыться в своем родном Мангейме.

На Нюрнбергском процессе молодой журналист появлялся каждый день в одном и том же подаренном еврейской благотворительной организацией костюме, который был ему чуть великоват. Но внимание коллег он привлекал не внешним видом, а статьями, которые подписывал: «Бывший узник Освенцима, номер 104995». А вскоре на Михеля стали обращать внимание и подсудимые. «Однажды, во время перерыва, ко мне подошел человек и сказал: “Я адвокат Германа Геринга. Все подсудимые, особенно Геринг, хотят знать, кто этот человек, пишущий статьи под именем бывшего узника Освенцима”»,— рассказывает он.

Вскоре Геринг попросил через своего адвоката аудиенции у Михеля. «Меня трясло, когда я входил к нему в камеру», — вспоминает он. Бывшего узника нацистского концлагеря, а теперь еврейского журналиста бывший заместитель Гитлера встречал стоя, в военном мундире. Он сохранял уверенность в себе даже в камере. «Увидев его, я в ту же секунду развернулся и попросил охранника выпустить меня, — рассказывает Михель. — Даже и слова не произнес. Последнее, что я помню, это лицо Геринга и его протянутая рука».

Вскоре после окончания процесса Михель решил отправиться в Соединенные Штаты — он хотел покинуть Германию. Сегодня он уже научился уживаться с собственными воспоминаниями о войне, хотя причиняемая ими боль до сих пор дает о себе знать, когда речь заходит о нацистах, погубивших в Освенциме его родителей. Свою энергию он предпочитает расходовать на работу в еврейской благотворительной организациии. «Наверное, у меня больше причин ненавидеть Германию и немцев, чем у кого бы то ни было, — говорит Михель. — Но этого делать нельзя. Нельзя жить с ненавистью, это разрушает».