Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
05.02.2018
Маргинальность усиливается ещё и тем, что детство и юность большинства героев Лены Элтанг прошли в «провинции у моря», на непокорной обочине того советского мира – в Прибалтике, Вильнюсе, Тарту, на хуторах. На это наслаивается и смешанное национальное происхождение с непременной еврейской ноткой. Таков и главный герой нового романа Лены Элтанг «Царь велел тебя повесить» Костас Кайрис: «Человек из Восточной Европы, нигде не работает, собственностью владеет на птичьих правах и давно не платит по счетам».
Он родился в Вильнюсе, учился в Тарту, сейчас пытается прижиться в Лиссабоне. Его родной дед – еврей Кайрис – был нонкомформистом, борцом с советской властью, которого отправил в Сибирь приемный дед Костаса, майор КГБ Иван. Бабушка Костаса – суровая литовская красавица Йоле, всю жизнь молча влюблённая в сгинувшего бунтаря и вынужденная ради дочери жить с его погубителем.
Был в детстве Костаса и дед двоюродный – еврей, по-крестьянски сроднившийся с литовской землёй. Это был пчеловод-бичулис, оставивший любимому, хоть и не родному внуку Костасу «вишнёвый сад» – хутор и пасеку, которые, как по Чехову и полагается, непременно провалятся сквозь землю переменчивой эпохи. А ещё Костас – племянник-не-племянник тётки-не-тётки Зое, родной дочери того самого приемного деда Ивана, второго мужа бабки Йоле. Зое и поможет выбраться Костасу в Лиссабон. Она же станет его главной, а скорее, единственной любовью.
«Царь велел тебя повесить» – роман о безнадёжной и счастливой любви между мужающим героем и женщиной на 14 лет его старше, любви невозможной, запретной, страстно телесной и одновременно платонической. Но сюжет книги отнюдь не сводится к любовной истории. В сюжетном отношении роман «Царь велел тебя повесить» ближе всего к прозе Джона Фаулза или «Толстой тетради» Аготы Кристоф. Непреложная правда через несколько страниц оказывается выдумкой, флёром, иллюзией, романная истина множится и дробится. Вчерашние «плохие» оказываются почти «хорошими», а некоторые «хорошие», пожалуй, и вовсе несуществующими. Главные герои – не только Костас, но и его друг-антагонист Лютас – и сами творцы иллюзий, эфемерных слов и ускользающих изображений. Один – писатель, другой – режиссёр. При этом роман – не очередная вариация на тему того, что «жизнь есть сон». Напротив, Лена Элтанг, интеллектуал и эстет, пишет, что «Жизнь кратка, а искусство долго // И в схватке побеждает жизнь» (Д.А. Пригов).
По другую сторону иллюзий героев – материя, тело, предмет, в общем, правда, в буквальном смысле осязаемая. Подлинностью обладает человеческое тело с его витальностью, сексуальностью, невечностью. Тело – вещь живая, творение. Здоровье в системе ценностей романа обретает значение философское. Вот что пишет умирающая от рака 44-летняя Зое: «Я смотрю на свою ладонь и понимаю, что никогда толком ее не видела, мне все время казалось, что еще успеется, а ведь еще пара недель, и этой ладони не будет. Что уж говорить про все остальное – затылок, крестец, подколенные ямки. Сколько углов и округлостей, которые я так и не рассмотрела, хотя всю жизнь вертелась перед зеркалом. Я сбрасываю одеяло, поднимаю ногу и любуюсь ею. Мне хочется сказать ей: здравствуйте, уважаемая нога, любимая щиколотка, привет тебе, колено. Скоро мой разум останется один, без тебя, мое послушное, длинное, смуглое тело, и он будет ужасно, ужасно скучать».
Однако и неодушевлённые материальные объекты порой сильнее иллюзии. Ложному другу – кинорежиссёру с его движущимися картинками – противопоставлен друг подлинный, хотя и воображаемый – художник, то есть творец не просто изображения, а предмета, к чему можно прикоснуться. Мужая, набираясь подлинности, Костас, у которого «никогда не было ничего своего», обрастает предметами – символами, но вполне осязаемыми.
Главный из них – античная пряжка с изображением тавромахии, критского боя быков, породившего современную корриду. Она пропадает и появляется в самые сложные моменты жизни героев. Персонажами тавромахии оказываются и сами Костас и Лютас. Причем непонятно, кто из них бык, кто – матадор, кто кого травит и загоняет. Ещё один символический предмет в романе – игрушка-«раскидай», которая, опять же, ассоциируется с Костасом, вечным скитальцем. Дома героев тесно заставлены, а если пусты, то и это неслучайно. Зое постоянно перемещается с «рыжими чемоданами», каждое её платье, каждое украшение несёт символическую нагрузку.
И наконец, именно предмет, но предмет священный, возвращает «подменыша» Костаса, которого периодически попрекают его «безродностью», к самому себе и к его утерянным корням. Корни эти утеряны ещё и потому, что мать Костаса, обладая особым качеством «безбытности», не только обставила дом стандартной пластиковой мебелью, но и избавилась от семейных фотографий. Так что каждый раз, когда Костас хочет вспомнить любимого двоюродного деда, ему приходится идти на кладбище. Но когда в комоде литовской бабушки находится тфилин прадеда, утерянного отца утерянного же деда, Костас переживает озарение. Он понимает, что он пусть и отчуждён, но не безроден – именно в нём и соединяются его такие непохожие друг на друга предки.
«– Тфилин, – сказала мать, когда я принес ей свою находку. – Это вещь твоего прадеда Кайриса, вот не думала, что мама это сохранила…
Я сидел в комнате с завешенным синей простыней зеркалом, намотав тфилин на руку и думая о прадеде, которого я даже по имени не знал. Почему мой еврейский дед, пропавший в тайшетских лесах, начисто стерся из бабкиной памяти, а русского деда, сумасшедшего и злого, она поминала каждый день? Сколько во мне этой невезучей летней крови и сколько той, зимней, такой, как надо? Сколько во мне от пана Конопки, десять лет посылавшего мне пластмассовые грузовики, но так и не сумевшего прыгнуть в автобус и преодолеть расстояние от Вроцлава, или Кракова, или где он там распушает свои усы? И кого видит мать, когда молча смотрит на меня из темноты?»
Лена Элтанг. Царь велел тебя повесить. М., Издательство АСТ: CORPUS, 2018.
Комментарии