Мифы сделал былью

Внук главного раввина Версаля, он нехотя покидал богемный Париж в начале Второй мировой. Это спасло ему жизнь, а еще – двинуло вперёд науку о человеке: Клод Леви-Стросс стал виднейшим антропологом века.

«Издалека и вблизи» – это одно большое интервью, которое взял философ Дидье Эрибон у знаменитого социолога Клода Леви-Стросса. Конечно, прожектор направлен на главного героя, которому на момент интервью исполнилось 80 лет. Но и 35-летний интервьюер со своими сухими и точными вопросами предстаёт незаурядной личностью. «Издалека и вблизи» была написана в 1988 году: книга стала блестящим стартом для Эрибона, который вскоре вырос в одного из виднейших интеллектуальных историков современной Франции.

В интервью Леви-Стросс рассказывает и о жизни, и о работе классика антропологии, но первое практически сводится ко второму. Говоря о личной жизни, он подробно останавливается только на своём детстве. Уже разговор о юности оказывается важен только в контексте становления его как исследователя, друзья предстают исключительно как коллеги, о своих трёх браках Леви-Стросс тоже почти не вспоминает. Однако ощущения замалчивания не возникает – интервью очень откровенное, просто становление Леви-Стросса как ученого ставится во главу угла обоими собеседниками.

Родился Клод Леви-Стросс в Бельгии. Его родители были французскими евреями, так что еще младенцем они перевезли Клода в Париж – там семья вела жизнь полубогемную-полуинтеллигентскую, напоминающую романы Марселя Пруста. Отец Клода Леви-Стросса был художником из некогда богатой, но обедневшей семьи, ведущей род от композитора Исаака Стросса – придворного дирижёра Версаля, знаменитого коллекционера иудейских древностей.

Дед Клода по матери был раввином, с ним будущий антрополог прожил несколько лет в детстве, когда во время Первой мировой войны его отец был мобилизован и мать временно вернулась к родителям. Клод Леви-Стросс вспоминает, что в семье деда религиозные и светские настроения уживались друг с другом мирно, без борьбы: «Мой дед-раввин был скромным добродетельным человеком, в доме которого неукоснительно соблюдались обычаи. На протяжении трех или четырех лет я присутствовал на всех праздниках. Что до его жены, то даже дочери сомневались, что она была верующей. Она отдала девочек в школу при монастыре, потому что это было лучшее учебное заведение в Байонне. Жена раввина была женщиной широких взглядов!»

Возможно, поэтому, несмотря на отпразднованную на радость деду в Версале бар-мицву, Клод Леви-Стросс ощущал себя не евреем и даже не французом, а скорее, просто парижанином. Но мировая история не преминула болезненно и твёрдо напомнить ему, что всё-таки он – еврей. Это было начало Второй мировой, Леви-Стросс пытался оставить за собой место преподавателя в парижском лицее. Однако министерство образования решило, что человеку с еврейской фамилией в столице не место – и отправило его в провинцию, в лицей Монпелье. Впрочем, и оттуда через две недели его уволили – согласно только что принятым расовым законам.

На вопрос Эрибона, боялся ли он, понимал ли, что происходит, Клод Леви-Стросс отвечает: «Как я уже говорил, мне недоставало воображения. И в экспедициях меня это часто выручало: я не понимал, какой опасности подвергался. Здесь вышло то же самое. Но на этот раз, по всей видимости, решилась моя судьба».

После увольнения Клод Леви-Стросс уехал в США по приглашению Фонда Рокфеллера, занимавшегося во время войны спасением европейских учёных-евреев. Там начинающий антрополог и этнолог познакомился с Романом Якобсоном – лингвистом, одним их основоположников структурализма. Идеи Якобсона натолкнули Клода Леви-Стросса на мысль, что сознание первобытного человека, то есть, по сути, мифологическое мышление, организовано по структурам, сходным со структурами языка: его можно разложить на мельчайшие единицы, изобразить и исследовать с помощью ряда схем, представить в виде модели, близкой к математической. Так временный отъезд в Америку оказался судьбоносным не только для Клода Леви-Стросса, но и для всей мировой науки о человеке.

Несмотря на суховатость, почти научную сдержанность, воспоминания Клода Леви-Стросса полны молниеносных юмористических зарисовок, которые очень оживляют книгу-диалог. Например, он рассказывает, почему вынужден был сократить в Америке свою почтенную еврейскую фамилию: «Я пришел в новую школу, чтобы представиться, и мне сразу сказали: “Не вздумайте говорить, что ваша фамилия Леви-Стросс. Здесь вас будут звать просто Л.-Стросс”. Но почему? И мне ответили: “Студенты будут смеяться. Это же джинсы!”». На этом история с джинсами не закончилась: всю жизнь на имя Клода Леви-Стросса поступали заказы, а однажды ему даже предложили организовать фирму по пошиву брюк – не для того, конечно, чтобы и впрямь заниматься этим, но с целью получить отступные от компании Levi's. Почему-то от этого выгодного предложения уже знаменитый на тот момент учёный отказался.

Диалог Леви-Стросса и Эрибона, местами полный юмора, но в основном веский и серьёзный, в том числе обобщает итоги ХХ века – хотя бы в рамках одной великой судьбы. Однако многие проблемы, которых касаются собеседники, сегодня не просто актуальны, но находятся на гребне волны, причём и в России тоже. Например, разговор о феминизме неизбежно касается феминитивов. Как антрополог и структуралист, Клод Леви-Стросс выступал против таких нововведений в его родном языке, французском, и аргументировал этот отказ прежде всего с точки зрения лингвистики: «Я не против введения форм женского рода для некоторых слов, если они уже вошли в употребление, если они не противоречат духу языка и правилам словообразования. Но мне кажется недопустимым, когда происходит грубое смешение “пола” и грамматического “рода”».

По сути, интервью должно было подвести и итоги жизни Клода Леви-Стросса – так задумывал его Эрибон, так относился к нему и сам великий антрополог. Но оказалось, что у Клода Леви-Стросса впоследствии будут ещё 20 лет плодотворной жизни. Ушедший в 2009 году, он прожил почти 101 год.

Дидье Эрибон, Клод Леви-Стросс. Издалека и вблизи. Перевод с французского Ирины Панферовой. СПб., Издательство Ивана Лимбаха, 2018.