У бомбы одна сторона

«Удивительный киббуц, удивительный», — восторженно вещала в микрофон экскурсовод. У этого юноши, Давида, получилось то, что не удается нашим политикам. «Мы уже подъезжаем. Вы увидите все своими глазами». Посещение «удивительного киббуца» входило в программу семинара, участницей которого я была. Речь шла о молодом человеке, уехавшем против воли родителей из Лондона в Израиль, чтобы организовать киббуц рядом с арабской деревней. 

Дорога, нарисовав очередную спираль на склоне горы, вышла на асфальтовую прямую, в конце которой были видны металлические ворота — вход в тот самый «удивительный киббуц». Давид нас уже ждал. Высокий, рыжеволосый, с бледной кожей и россыпью веснушек на носу и щеках, он показался мне совсем юным. О киббуце Давид рассказывал спокойно, но любовь к своему делу жила в каждом слове. «Урожай уже убран, — указал Давид на чернеющее поле, — сейчас пообедаете, а потом я вам все покажу». Столовая оказалась светлой и уютной, еда — разнообразной и вкусной. Рядом с нами обедали несколько рабочих. 

— Среди рабочих есть и евреи, и арабы, — объяснял нам Давид. — Евреи — члены киббуца, а мужчины из арабской деревни получают у нас зарплату. Мы живем дружно. Дети ходят в одну школу, играют после уроков. Детям, знаете ли, все равно, им слова «Ближневосточный конфликт» ни о чем не говорят. Мы и праздники вместе отмечаем.
— Рамадан, что ли?
В голосе задавшего вопрос звучала ирония, на которую Давид, казалось, не обратил внимания.
— Да, у нас многие дружат семьями, в праздники ходят к соседям в гости. Видите рощу? Год назад мы все вместе на Ту би-Шват деревья сажали. Можете погулять там, отдохнуть.
— И что, ни разу никаких конфликтов не было?
— Был однажды: подростки подрались, избивали друг друга жестоко.
— Как же? В вашем «раю»?
— Из-за девочки. Она встречалась с мальчиком-арабом. Так его свои же и стали бить, а мальчишки из киббуца вступились. Вот и началась потасовка, еле разняли.
— А если бы с девочкой что-то случилось?
— Ничего не могло случиться, мы все уладили. Ночь мужчины просидели за столом, разговаривали. Выпили много кофе, выкурили много сигарет, к утру был мир. С мальчиками поговорили и с одной, и с другой стороны. Они пожали друг другу руки — инцидент был исчерпан.
— А влюбленные? Встречаются?
— Нет... наверное. Семья девочки уехала в город. Сейчас у нас все спокойно. Давайте еще о киббуце расскажу. Видите амбар?

Мы дружно повернули головы к окну. Длинное одноэтажное строение, на мой взгляд, не представляло собой ничего интересного.
— В этом амбаре весь наш труд: зерно — это урожай будущего года, прибыль, зарплаты, — увлеченно говорил Давид.

Беседа еще продолжалась, но я, задумавшись о своем, потеряла нить разговора и решила выйти на воздух. Запах травы, нежное осеннее солнце, аккуратные белые домики, цветущие растения и зеленый, будто очерченный циркулем круг недавно насаженной рощи привели меня в благодушное состояние. «Может, у него получится? Может, мы все чего-то не понимаем?» — удивилась я собственным мыслям. Села на траву, повернув голову к ласковым лучам. Кто-то закрыл мне глаза руками. Мягкие ладони и голос, такой знакомый, такой... из детства.
— Сюрприз, сюрприз! Угадай, угадай!
— Русико?!
Я обернулась. Чудеса — рядом со мной стояла подруга детства. С Русико я познакомилась много лет назад в «Артеке», там мы и подружились. В те годы Русико жила в Тбилиси. В 90-х она вместе с мужем и детьми уехала в США. Изредка мы переписывались, иногда звонили друг другу. Встреча в Израиле, конечно, была событием неожиданным и радостным.
— Что ты здесь делаешь, Русико? Как тебя в этот киббуц занесло?
— Не занесло, не занесло, — смеялась Русико, — в командировке я от своей газеты.
Русико назвала известное американское издание.
— Будешь писать о киббуце?

— Да, да! Я уже со всеми поговорила — с Давидом, с членами киббуца, с жителями арабской деревни. Это будет... Ой, забыла русское слово. Это будет... то, что взрывается.
— Бомба, — подсказала я.
— Бомба! — весело повторила Русико.

Ночь мы провели без сна в домике, который Русико предоставили хозяева на время ее командировки. Вспоминали «Артек» и нашу общую нелюбовь к лагерной жизни. До сих пор я не понимаю, как можно было десятилетних детей поднимать в 6 утра, сонных строем вести в столовую, заставляя выкрикивать бессмысленные речёвки. «А помнишь, как мы загорали? — спрашивала Русико. — Раз-два – повернулись на левый бок, три-четыре — на правый. Взялись за руки, все вместе — в воду, шагом марш». Уроков Артека нам обеим хватило на всю жизнь. Никогда больше мы не ездили ни в какие лагеря и никогда не отправляли туда своих детей. Дети — о них мы проговорили до рассвета.

Утром я уехала с группой в Тель-Авив, а вечером уже улетела в Киев. Русико осталась в киббуце. Она позвонила через два дня. Подруга плакала, смешивала русские слова с английскими, и я с трудом поняла, о чем она говорила.
— Они сожгли амбар, — кричала в трубку Русико, — сожгли, сожгли! Там был огромный столб, огонь, везде огонь.
— Руся, не волнуйся, Руся, родная моя, пожалуйста...
— Мы всю ночь тушили огонь вместе с пожарными. Я в саже, черная. Все сгорело, все зерно, все.
— Как люди из киббуца, как Давид?
— В госпитале Давид. У него оказалось больное сердце.

В тот момент я не могла анализировать то, что произошло, и думала, как успокоить подругу.
— Ты в порядке? — спросила я очередной раз.
— Нет, не в порядке, я сломала ноготь, — сказала Русико ледяным тоном и положила трубку.
На мои звонки она не отвечала. Прошло несколько дней, и Русико позвонила сама.
— Я написала статью. Я написала правду — как все было. Редактор наотрез отказался публиковать.
— А что он говорит? Чем объясняет?
— Говорит, что у меня односторонний предвзятый взгляд и что он хотел бы выслушать вторую сторону.
— Вторую сторону? Поджигателей? Пришли мне статью. Пришлешь?
— Уже выслала, — ответила Русико.

Через час я сидела в кабинете знакомого редактора. Он уже в третий раз перечитывал текст.
— Ты хочешь, чтобы я это опубликовал?
— Хочу. Это же статья американской журналистки. Опубликуй. Будет... «бомба».
— Где доказательства?
— Можно твоим компьютером воспользоваться? Вот.
Я показала ему новость на израильском русскоязычном сайте.
— Это доказательство? Повеселила.
— Скажи, почему ты отказываешься? Что тебя останавливает?
— Ну, знаешь, если бы можно было выслушать вторую сторону...