Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
01.06.2016
«С Рыжим что-то не так!» – пискнул мессенджер. «Что?» – попросил я подробностей.
Она лежала на животе, подставив спину безжалостному средиземноморскому солнцу, а рядом, на пластиковом столике валялась пачка тонких ментоловых сигарет и толстенный «Улисс» Джойса. Из высокого бокала с остатками льда торчала черная соломинка.
Рыжий, высунув кончик языка от напряжения, рисовал черной ручкой на ее спине. На ее шелковой спине, на ее восхитительной персиковой коже рисовал тигриную морду. Потом поцеловал в плечо. Соленое от выступившего пота плечо.
Он был гедонистом. Любил богемные тусовки, красивых женщин и роскошные автомобили. Он был трижды женат, от него всегда пахло дорогим парфюмом, а его туфли порой стоили целое состояние. Конечно, в те бани, где принимались судьбоносные решения и делили бюджеты, его не пускали, но во втором эшелоне, состоящем из родственников тех, кто в этих банях заседал, он был своим. Братья, дети, внуки, племянники, свояки в разных должностях и званиях вились вокруг него стаями, кормились из его рук и пили за его счет. Парочка его бутиков, где продавались яркие японские джинсы по сумасшедшим ценам, служила прикрытием огромного, хорошо отлаженного механизма по отмыванию средств. Он был уверен в себе и казался непотопляемым. Спонсировал хоккейные чемпионаты, лыжные кроссы, теннисные турниры, неизменно сидел в правительственной ложе, доплачивая за место отдельно.
И всё-таки на него наехали. Кто-то проворовался и, спасаясь, сдал Рыжего со всем отмывочным бизнесом. В одном высоком кабинете стукнули кулаком – и посыпались распоряжения, приказы, инструкции… Рыжему позвонили: предупредили, что у него есть три часа, максимум – четыре, а потом – всё. Он, в чем стоял – был он в домашних тапках, – рванул к литовской границе. Бросил «мерседес», завидев на автомобильном погранпереходе очередь, и на попутке пересек границу с Евросоюзом. На следующий день из Вильнюса он вылетел в Израиль.
Я знал, что он в Тель-Авиве, но встретились мы случайно, на пляже.
– Ника! – обрадовался Рыжий, глаза его сияли. – Ника, смотри!
Блондинка приподняла голову – в солнечных очках блеснуло нестерпимо белое солнце – вытерла ладонь от налипшего песка о крохотные трусики небесного цвета, сложила пальцы лодочкой и протянула для рукопожатия.
– Привет! – она обнажила острые, как кораллы, зубы.
Я присел перед лежаком на корточки и протянул ладонь, также сложенную лодочкой.
– Шампанского! – закричал Рыжий, перехватывая пробегавшего мимо официанта из пляжного кафе. Бархатные брови Ники восторженно выгнулись дугами. – Три бокала!
Мы были рады встрече. Он жадно слушал последние сплетни, жаловался на скуку и климат, пересказывал анекдоты, вычитанные в интернете, объяснял, что «если бы не эта мужественная женщина, которая позволяет рисовать на своем теле, так вообще…» Он снова поцеловал Нику в плечо.
– У меня есть мысль устроить в Тель-Авиве выставку своих рисунков. А Нику представить как единственный экспонат, – всерьез проговорил он.
Ника только отмахнулась, но Рыжий не унимался.
– Как тебе идея, а? Представляешь… – он развел руки, – она на пьедестале в огромной золотой раме!
– Долго тебе еще в этой ссылке? – не выдержав, перебил я.
Он ответил не сразу. Сначала долго смотрел на море, которое плескалось совсем рядом, потом потянулся за тонкой ментоловой сигаретой, но сразу отдёрнул руку:
– Нет, я же бросил курить. Уже две недели ни-ни…
– А кто позавчера… – блондинка хитро надула губки.
– Ничего не было.
– Как это не было? – возмутилась Ника. – Ты же курил!
– Я не курил! Хотел, да. Даже прикурил, но так ни разу и не затянулся.
– Ты почти как Клинтон, который курил и не затягивался, – негромко рассмеялась блондинка, словно рядом зазвенели маленькие колокольчики.
– Молодец, – вставил я. – Бросить курить – это тяжелое испытание. Я в девяносто восьмом…
– Они говорят… – резко перебил Рыжий, и Ника напряглась, ловя каждое его слово. Её нежные черты стали резкими: нос заострился, а глаза превратились в две узкие щелочки. – Они говорят, может быть…
Какой-то карапуз незаметно подкрался к нашим лежакам, прокричал «Бе!» и убежал. Он смешно подбрасывал пухлые ноги и постоянно оглядывался. А когда добежал до матери, выглянул из-за нее и показал язык.
– …еще не меньше года, – продолжил Рыжий. – Или, в крайнем случае, два…
Ника вытащила сигарету из пачки и защелкала зажигалкой. Прикурить никак не получалось: дул ветер, а у Ники заметно дрожали руки. Она принялась беспомощно оглядываться.
– А кто Джойса читает? – спросил я, отбирая зажигалку.
Рыжий кивнул на блондинку.
– Как тебе «Улисс»? – я поднёс к ее сигарете огонь.
– Вообще прикольно, – ответила она, выпустив струю голубого дыма. – Только начала читать, но прикольно…
***
Снова проснулся мессенджер, вернув меня в комнату, полную графиков и диаграмм, развешанных по стенам.Евгений Липкович
Комментарии