Антисемитизм на «Скотном дворе»

В преддверии выхода в свет в США личных дневников Джорджа Оруэлла, которые около двух лет назад уже были изданы в Великобритании, Haaretz публикует статью Аншеля Пфеффера, посвященную щекотливой теме антисемитизма Оруэлла, теме, звучавшей и в творчестве и в личных высказываниях писателя, и о которой почитатели и исследователи его творчества старались особо не упоминать.

Предисловие к американскому изданию написано Кристофером Хитченсом, известным американским журналистом и публицистом, выходцем из Британии, умершим в декабре минувшего года. В этом предисловии, которое станет последним изданным текстом журналиста, Хитченс, большой почитатель творчества и таланта Оруэлла (известного русскому читателю прежде всего по роману «1984» и повести «Скотный двор»), вновь открывший его многим своим современникам, обнаруживший свое еврейство в возрасте 38 лет, впервые достаточно подробно коснулся наиболее значительного греха своего кумира — его латентного антисемитизма.

Еще в 1996 году Хитченс подтвердил, что писатель «иногда занимал нетерпимую в современном понимании позицию, нелицеприятно высказываясь в адрес гомосексуалистов и (в молодости) евреев. Но он все время старался преодолеть этот изъян своего воспитания». Таким образом Хитченс считал антипатию Оруэлла по отношению к евреям лишь временным феноменом, который он с годами преодолел. Журналист всячески стремился опровергнуть обвинения писателя в юдофобии. В доказательство Хитченс приводит старую английскую литературную традицию, берущую начало еще с «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера (XIV век) и продолжавшуюся до 1930-х годов. В рамках этой традиции было принято изображать евреев как низменных существ, вызывающих у читателя глубокую антипатию. Хитченс противопоставляет ей вдумчивый анализ феномена антисемитизма, предпринятый Оруэллом в его эссе «Антисемитизм в Британии», он упоминает также о том, среди друзей писателя было немало евреев.

Пфеффер отмечает, что в последние годы жизни Оруэлл действительно не писал о евреях в той жесткой манере, в которой он изображает их в своей первой книге «Фунты лиха в Париже и Лондоне». Там Оруэлл «мечтал дать по роже парижскому ростовщику, рыжему еврею, наглейшему хаму», а, приехав в Лондон, первое, что заметил в кофейне, был «сидевший особняком в углу еврей, который, уткнувшись в тарелку, жадно и виновато ел ветчину».

До выхода в свет дневников Оруэлла Хитченс серьезно не исследовал корни антисемитизма своего кумира — то ли вообще боялся затронуть эту тему, то ли не придавал ей должного значения, однако, как отмечает Пфеффер, решил в итоге об этом написать, понимая, что читатели дневников, встречая нелицеприятные высказывания писателя в адрес евреев, захотят получить какое-то тому объяснение.

Хитченс пытается защищать тезис, что предубеждения писателя против евреев были временным явлением на ранних этапах его творчества, и впоследствии он его успешно преодолел. И хотя исследователь признает за Оруэллом «невольное отвращение», которое тот испытывал, заметив в человеке характерные еврейские черты (а выделял евреев из толпы Оруэлл моментально), однако, отмечает что каждое окончательное суждение писатель делал лишь после того, как скрупулезно проверял факты. Так, услышав в 1940 году слухи о том, что евреи составляют подавляющее большинство укрывающихся от бомбежек на станциях метро, Оруэлл записал в дневнике: «Должен пойти и уточнить это». Побывав несколько дней спустя в метро, он отметил: «Там прячутся не только евреи, но, я думаю, что процент евреев выше, нежели мы привыкли видеть в обычной толпе на улице». Через несколько месяцев Оруэлл сделал в дневнике новую, почти откровенно ксенофобскую запись, что беженцы из Европы, в том числе евреи, тайно ненавидят Англию и симпатизируют Гитлеру, однако, уже на следующей странице критикует британское правительство за недооценку таланта еврея-эмигранта из Центральной Европы Артура Кёстлера. Эти противоречия с самим собой и показывают эволюцию Оруэлла, о которой пишет Хитченс: моментально выделяющиеся из толпы евреи могут вызывать у человека отвращение, но это не мешает ему иметь друзей-евреев и восхищаться талантами своих еврейских современников. И хотя Оруэлл знает и пишет о том, что антисемитизм — это позорное явление, он признает тот факт, что антисемитизм — неистребимая черта человеческого общества, присущая и ему самому.

В своем эссе «Антисемитизм в Британии», опубликованном в апреле 1945 года, Оруэлл максимально честен. Он открыто говорит о присущем всем слоям британского общества иррациональном антисемитизме, который только усугубился в тяжелые годы войны. По мнению Оруэлла, «отправной точкой любого исследования феномена антисемитизма должен стать не вопрос: «Почему это совершенно иррациональное убеждение свойственно другим?», а «Почему это убеждение свойственно мне?» Если каждый задаст себе этот вопрос, то он по крайней мере задумается над своими тому объяснениями и тогда узнает, что стоит за ними. Антисемитизм должен быть исследован, но не антисемитами, а людьми, которые знают, что и они не обладают иммунитетом против этого чувства».

Хитченс был прав, защищая Оруэлла, говорит Пфеффер. Оруэлл старался избавиться от почерпнутых им из общества предрассудков и даже если ему и не удалось с ними окончательно справиться, он был язвительно честен на их счет. О ком еще из писателей мы можем сказать то же самое?

Каждому из нас присуща та или иная иррациональная неприязнь, и мы либо справляемся с ней, либо она превращается в наше убеждение. Оруэлл осознал и принял отвратительную правду, что у всех нас есть предубеждения, и попытался открыто с ними бороться.