Прыжок для Сталина

На встрече со Сталиным она растаяла – «от его ласковой и отеческой улыбки». И дала вождю слово, что поставит рекорд. Парашютистка Люба Берлин-Шапиро разбилась, пытаясь выполнить обещание.

Лазарь Бронтман, журналист «Правды» и эксперт по авиации в 30-е годы, вспоминал: в день прыжка, 26 марта 1936 года, ничто не предвещало трагедии. Садясь в самолет на Люберецком аэродроме, парашютистки шутили. Никто и подумать не мог, что менее чем через полчаса их уже не будет в живых.

Люба Берлин, улыбаясь, попросила Бронтмана написать в завтрашней заметке ее фамилию как «Берлин-Шапиро». Она недавно вышла замуж и теперь везде представлялась так, двойной фамилией – чтобы муж не обижался и не завидовал ее известности. Ее напарница, Тамара Иванова, которой тоже предстояло прыгать, смеялась: «Дальше, чем в 100 метрах, не раскроюсь!» Речь шла о раскрытии парашюта. Парашютистки обещали рекорд самому Сталину – им предстояло прыгнуть с высоты 5000 метров и раскрыть парашюты после 80 секунд свободного падения. Они должны были стать первыми девушками в мире, выполнившими такой сложный прыжок.

Самолеты поднялись в воздух. Через 15–20 минут их было уже почти не разглядеть. Не видели с земли и самих парашютистов: Бронтман писал, что заметить прыгуна невозможно до тех пор, пока парашют не раскроется. Однако парашютов в небе тоже не было – стало понятно, что произошло непредвиденное.

Что обе девушки упали, бригаде, которая должна была встречать парашютисток на земле, сообщили деревенские мальчишки. Они же указали место. «На большом снежном поле, метрах в 70–100 от нас лежала Люба Берлин. В 300–400 метрах от Берлин лежала Иванова. Медицинское освидетельствование показало, что у Берлин сломаны все кости, у Ивановой два ребра», – записал Бронтман в своем дневнике. Секундомер Берлин разбился. Секундомер Ивановой показывал 91,7 секунды – по неизвестным причинам она дернула за кольцо почти на 12 секунд позже расчетного времени.

Парашютный спорт, который в 30-е годы вознес Любовь Берлин на вершину славы, зародился в России еще до революции – в 1917 году. Тогда группа энтузиастов-воздухоплавателей совершила первые прыжки с аэростата. К концу 20-х в ряде крупных городов СССР уже существовали кружки парашютистов. Тогда они назывались кружки ОСОАВИАХИМ. Эту аббревиатуру расшифровывают как «Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству». ОСОАВИАХИМ был предшественником ДОСААФА – советской оборонно-спортивной организации, которая готовила советских людей быть «быстрее, выше, сильнее».

Первый Всесоюзный слет парашютистов провели в мае 1935 года в Тушино. В нём приняли участие 128 мужчин и 20 женщин из 21 аэроклуба страны. Именно этот праздник «покорения неба» принес Любе Берлин известность. В Тушино она стала первой девушкой, которая совершила прыжок с небольшого планера – это было труднее и опаснее, чем прыгать с обычного самолета. От парашютиста здесь требовались координация и точный расчет. Раскрывать парашют нужно с задержкой, но, если опоздать хотя бы на несколько секунд – «передержать», как говорят парашютисты, велик риск потерять высоту и разбиться. Тогда Берлин справилась. И стала настоящей «звездой».

Свой самый первый прыжок она совершила тремя годами раньше. Ей было 17. Берлин рассказывала, что прыгала тогда из чувства зависти. В их кружке авиалюбителей была девочка, Тася Нефедова – «скромная такая, с гладко зачесанными волосами». Берлин поразило, что Нефедова прыгает наравне с парнями, не выказывая ни страха, ни волнения. «Смотрю – вылезла на крыло, прыгнула, раскрыла парашют. Мне все это страшно понравилось. Я тут же решила, что и мне надо прыгнуть – непременно», – записала Люба Берлин в дневнике. В духе советских молодых людей той эпохи она увлекалась сразу всем: плаванием, бегом, походами и даже боксом. Дочь инженера, объездившего всю страну и в итоге вызванного на работу в Москву, Берлин училась при типографии «Правда» и работала там же наборщицей. Аэродром, который постепенно вытеснял все остальные увлечения, она посещала по вечерам, тайно. Родители думали, что дочь ходит на танцы в Парк Горького.

Тот первый прыжок изменил все. В детстве Берлин думала, что парашютисты приземляются обязательно без сознания – из-за нехватки воздуха и удара о землю – и всем им сразу нужна медицинская помощь. В реальности все оказалось иначе. «Изумительное спокойствие. И огромное моральное удовлетворение – это самое ценное в прыжке: ты пересилила страх, пересилила волнение. Захотелось тут же прыгнуть еще раз. Но, конечно, не разрешили», – записала она в дневнике.

В следующие 15 дней Люба Берлин совершила еще пять прыжков и вскоре начала учиться на инструктора по парашютному спорту. Пришла зима, и она стала прыгать зимой. Считали, что это сложнее: мороз, ветры, тяжелая экипировка парашютиста. Берлин говорила, что поначалу ей это не нравилось: «Очень много надо было на себя надевать. Кроме того, все было не по мерке, все велико. У кожаной куртки рукава чуть ли не до пяток». Но вскоре сама же с юношеским задором добавляла, что теперь все нипочем: «Что ни наденьте – все равно прыгну!» К моменту своего триумфального выступления на Тушинском аэродроме в 1935 году Берлин уже считалась одной из лучших парашютисток СССР. За ее плечами было около 45 прыжков и репутация невероятно отчаянной, не знающей страха девушки. Однажды Берлин приземлилась на крышу избы. В другой раз зацепилась за стену высотного здания: ее в буквальном смысле снимали пожарные. Те из открытого окна цепляли парашютистку, повисшую на стропах, багром, то есть специальным крюком.

К 1935 году Берлин сама начала преподавать парашютное дело ученикам – их она с усмешкой называла своими «детьми» и «внуками». Она вышла замуж за музыканта Михаила Шапиро. Ее товарищи по спорту предполагали, что теперь-то Любовь охладеет к небу. Но та не только не охладела, а вместо этого стала практиковать самую опасную разновидность прыжков – затяжные, с больших высот. Она прыгала с 1500, затем с 3000 метров. «Главное в затяжном прыжке – это уметь стабилизировать тело так, чтобы не попасть в штопор. Долгое пребывание в штопоре грозит потерей сознания. Второй момент при затяжном прыжке – это ориентировка. Можно ориентироваться по счету. Но самый удобный способ отсчета при затяжке – это, конечно, секундомер», – рассказывала она.

Осенью 1935-го Любу Берлин и ее напарницу Тамару Иванову, с которой она любила совершать парные прыжки, представили Сталину. От этой встречи Берлин оставила подробные восторженные воспоминания. Она называла рукопожатие с вождем самым счастливым моментом в жизни, описывала его улыбку как «ласковую и отеческую», а взгляд как «мягкий» – якобы от него у молодых парашютисток сразу пропало всякое волнение. Тогда-то Берлин и пообещала вождю пойти на рекорд.

В то время многие давали Сталину какие-то обещания. Стахановцы, движение которых появилось в том же 1935 году, обещали чудовищное перевыполнение норм на производстве. Они делали это, вдохновившись примером Алексея Стаханова, шахтера, который в августе добыл за смену 102 тонны угля при норме в семь тонн. Летчики обещали совершить перелеты немыслимой дальности через Северный полюс. Свое слово дала и 21-летняя парашютистка Люба Берлин. Она сказала, что совершит самый длинный затяжной прыжок, какого еще не делали девушки-парашютистки.

В роковой день неудавшегося рекорда Берлин, даже забираясь в самолет, настоятельно просила журналиста Бронтмана помочь ей написать письмо Сталину – что обещание выполнено. Увы, этому письму было не суждено появиться на свет.

Доподлинно неизвестно, что именно произошло в тот день в небе и почему парашюты Любы Берлин и Тамары Ивановой не раскрылись. Вероятнее всего, в попытке установить рекорд они затянули прыжок настолько, что уже не смогли спастись. Колхозники рассказывали Бронтману, что видели сам момент падения. Девушки пытались раскрыть парашюты уже в 30–50 метрах от земли – те так и упали на землю мешком, нисколько не замедлив падения.

29 марта гробы с телами погибших парашютисток выставили для прощания в Доме Печати. В карауле стояли русские и иностранные летчики, в траурной процессии прошли тысячи человек. Напоследок, уже у крематория провели митинг. Фамилии его участников – высокопоставленных чиновников и военных, указаны в дневнике Лазаря Бронтмана. Фамилию Сталина в том же дневнике журналист всегда писал открыто. Судя по тому, что она отсутствует в описании похорон, сам «вождь народов» на прощание с парашютистками не пришел.