Ножом по Холокосту

К чему привели евреев разговоры о Холокосте – об этом решился вслух заговорить израильтянин Ишай Сарид через «Монстра памяти».

В главном автор солидарен с общепринятыми взглядами: Холокост – величайшее преступление ХХ века, разговор о нём необходим и для осмысления прошлого, и для того, чтобы такие страшные вещи не повторялись в будущем. Но то, как идёт сегодня этот разговор, Ишая Сарида во многом не устраивает.

Герой книги – молодой историк. После университета он пишет диссертацию о Холокосте, работает в музее Яд Вашем, участвует в раскопках в Собиборе и сопровождает экскурсии израильских школьников в места бывших концлагерей на территории современной Польши. Очень важно, что роман написан от первого лица, перед нами прямая речь героя – непрерывный монолог, с которым, очевидно, солидаризируется и автор романа.

Темой Холокоста герой романа занялся не по призванию, а по требованию обстоятельств: других исследовательских вакансий в тот момент дома не было, а ехать за границу отказалась его невеста. В самом начале это отсутствие эмоциональной вовлечённости идет на пользу молодому учёному – его работы хвалят за то, что объективная картина исторического преступления не искажена в них сентиментальностью. Однако, казалось бы, побочная для историка деятельность – работа экскурсоводом с группами подростков – меняет его первоначальный настрой.

С каждой новой поездкой рассказчик становится всё чувствительнее, теперь он видит не бараки и трубы крематория, а людей, некогда заполнявших это скорбное пространство, слышит крики детей, разлучаемых с матерями. На улицах польских городов он видит толпы в шляпах и лапсердаках, слышит звуки молитвы из давно закрытых синагог. И если в начале романа «видит» и «слышит» он всё это скорее метафорически, то ближе к финалу читатель сомневается, не начались ли у измученного нервным срывом персонажа вполне реальные – или вполне нереальные – галлюцинации.

Чувствительность героя растёт тем сильнее, чем больше он замечает равнодушие тех, к кому обращается: юных экскурсантов, учеников старших классов. Это в основном хорошие ребята, действительно гордость и надежда страны, но масштаб того, о чём они слышат, парализует их чувства. Они поют израильский гимн, завернувшись во флаг, и искренне верят: то, что народ выжил и они смогли родиться и вырасти в своей стране – великая победа. Жертвы победили, палачи посрамлены. Но всё это – риторика, и как раз нам, читателям, успевшим пожить в СССР, а не только израильтянам, такие вещи хорошо знакомы: то, что прежде было искренним порывом, теперь превращается в обязаловку и показуху, не затрагивая сердца.

Но бесчувствие – ещё не самое страшное. Юные израильтяне осознают свой народ как народ победителей. Но некоторые из них в этой позиции силы ассоциируют себя не со слабыми, а с якобы сильными, не с узниками концлагерей, а с их мучителями-нацистами. «Я думаю, для того чтобы выжить, мы должны тоже быть немножко нацистами. Надо уметь убивать без пощады. Если мы будем слишком мягкотелыми, у нас нет шансов. Иногда нет выбора, приходится бить и по гражданскому населению. Террористов трудно отделить от мирных жителей. А ребенок, который сегодня ребенок, завтра может стать террористом. Это битва за выживание – или мы, или они. Мы не позволим, чтобы такое снова с нами произошло», – говорит один наивный мальчик. Наивность его также и в том, что он один решился сказать вслух то, о чём думают многие.

Погибшие в глазах и устах других детей превращаются в чужих, не в предков, не в таких же, как они, потомков Израиля, а почти иноплеменников: «Ашкеназы, – слышал я не раз и не два, – это предки леваков, не сумели защитить своих женщин и детей, сотрудничали с убийцами, это не мужики, не умеют отвечать ударом на удар».

Впрочем, герой Ишая Сарида не считает создавшееся положение безвыходным. Иногда он прямо предлагает новые пути разговора о Холокосте, иногда подспудно наводит на эти пути самого читателя. На его взгляд, выход прежде всего в том, чтобы действительно смотреть с позиции силы, чувствовать себя победителем и с этой позиции спрашивать себя: «А смог бы я?!» Смог бы ты прятать тех, кому грозит гибель, смог бы защищать слабых? В автобиографическом романе Саши Баттьяни «И при чём здесь я?», о котором мы уже говорили, герой, молодой швейцарец венгерского происхождения, задает этот вопрос современным европейцам. Ишай Сарид идёт ещё дальше и ставит перед ним сегодняшних израильтян.

Другая возможность расширить представление юных израильтян о Холокосте – говорить с ними не только о трагедии народа в целом, но о конкретных людях, воскрешать лица и имена. Не всегда получается сочувствовать погибшим миллионам, разум и сердце просто отказываются вместить такие масштабы, но невозможно не заплакать над историей убитого старика или гибнущей на глазах друг у друга семьи. В ключевой сцене романа дети, ещё минуту назад вежливо-равнодушные, горячо сочувствуют выжившему, но потерявшему в Биркенау мать и сестру Йоханану: «Йоханан повел нас к своему дому. Было видно, как он ищет приметы в очертаниях старых деревьев, во дворах. Он чуть не споткнулся на разбитом тротуаре, потом свернул на заброшенную улицу, остановился перед маленьким домиком и сказал: “Вот здесь. Здесь мы жили”. Мы заглянули в окно – темень и запустение. Постучали в дверь – никто не ответил. Одна из учительниц заплакала. Дети стояли вокруг Йоханана, и он рассказывал им о своей семье, о сестре и о родителях, задыхаясь от слез, сам не свой от горя. Дети окружили его и утешали, учительницы обнимали его, все было невероятно трогательно».

Ишай Сарид. Монстр памяти. Перевод с иврита Галины Сегаль. М., Синдбад, 2021