За железной занавеской

Как раввин Рафаэль Гроссман съездил в Москву – и вывез оттуда маленького еврея, которого всю жизнь прятали за занавеской.

Анна Ольсвангер – больше литературный агент, чем писатель. И тем не менее за ее авторством вышло три книги. Все они представляют собой небольшие графические романы – то, что мы все еще пока чаще называем комиксами. И все они – очень еврейские.

Первая ее книга вышла в 1999 году и называлась Shlemiel Crooks, что можно было бы перевести на русский язык как «Воры-растяпы». В идише слово «шлемиэль» – shlemiel – всегда идет рука об руку со «шлимазлом», но между ними все-таки есть смысловые отличия. Если шлимазл – это хронический неудачник, то шлемиэль – как раз больше растяпа. Есть даже идишская поговорка, которая проясняет разницу между этими словами: «Шлемиэль всегда проливает суп – и непременно на колени шлимазла».

В общем, как можно уже догадаться, книга представляет собой комическую историю о неудачном ограблении. В ее основу легла газетная заметка 1919 года, которую Анна Ольсвангер нашла в архиве библиотеки. В ней упоминался ее прадед Элиаху Ольсвангер – именно ему принадлежал магазин кошерных спиртных напитков, который попытались ограбить. Дело было в Сент-Луисе, штат Миссури, аккурат перед Песахом. И у грабителей ничего не вышло – едва они вынесли из магазина несколько бочек, как к делу подключились еврейские соседи. Один стал голосить, что есть мочи, второй даже выстрелил в воздух из револьвера. Мошенники так испугались, что побросали все – в том числе собственную лошадь и повозку, на которой они хотели увезти награбленное.

На основе этой смешной реальной истории Анне Ольсвангер удалось создать красочный рассказ о Песахе. Она вплела в повествование призрак египетского фараона, пророка Илию – и даже говорящую лошадь! И с их помощью забавно – и очень детально – описала бегство евреев из Египта. А еще пересыпала все веселыми проклятиями на идише вроде такого: «Пусть у него выпадут все зубы, кроме одного! Один должен остаться, чтобы вечно болеть!» Вкупе с отличными иллюстрациями от Паулы Гулман Коз вышла книга, которую можно читать вслух с детьми хоть каждый Песах! Кстати, по книге даже поставили небольшой семейный мюзикл – его премьера состоялась в Нью-Йорке в 2011 году.

Две другие книги Ольсвангер появились благодаря ее беседам с Рафаэлем Гроссманом – известным американским раввином, который на протяжении 30 лет был главой синагоги барона Хирша, крупнейшего центра ортодоксального иудаизма в США, и председателем Религиозных сионистов Америки. Ольсвангер помогала ему с публикациями его научных статей и религиозно-философских колонок, а еще просто записывала его мысли и воспоминания.

На базе рассказа Гроссмана о его семье сначала в 2012 году появился графический роман «Гринхорн» – о нью-йоркской йешиве, в которую в 1946 году прибывает мальчик Даниэль, чудом переживший Холокост. Он почти не разговаривает – и ни при каких обстоятельствах не расстается с маленькой жестяной коробкой: никто не знает, что там внутри. Дружить с Даниэлем в итоге хочет лишь заика Аарон – такой же, как и он, изгой. В итоге этот небольшой графический роман не только показывает трагедию Холокоста на конкретном примере одного мальчика, но и поднимает множество других важных тем: ценность дружбы и ее способность исцелять, а также необходимость найти свой голос – и озвучить все то, что у тебя внутри. Несмотря на краткость реплик, язык – то, что безусловно заслуживает в этой книге огромного внимания: мальчишки в йешиве четко транслируют речь бруклинской молодежи середины 40-х, в которой находится место и идишу, и американскому сленгу. По книге, между прочим, сняли проникновенный короткометражный фильм – он не раз становился победителем самых разных кинофестивалей.

Наконец, третья, совсем недавно вышедшая книга Ольсвангер – это графический роман «Визит в Москву», проиллюстрированный известной художницей Евгенией Найберг. В основе книги – рассказ Гроссмана о его поездке в советскую Москву в 1965 году. Вообще, по словам Ольсвангер, изначально они с Гроссманом готовили к публикации очередную историю о Холокосте, в которой бы фигурировали члены семьи раввина, которые принимали участие в организации подпольного движения в Белостокском гетто. Делясь подробностями о жизни польских родственников, Гроссман в том числе рассказал Найберг и о своих удивительных приключениях в Москве – туда он в 1965 году вместе с восемью другими американскими раввинами поехал за правдой: «выяснить, действительно ли евреи подвергаются беспрестанным гонениям и скрывают свою идентичность в страхе перед КГБ».

Раввинов приняли хорошо: поселили в «Метрополе», расписали все дни тщательно спланированными экскурсиями и встречами и, конечно, приставили к ним «наблюдателей», которые тщательно контролировали все их передвижения. И тем не менее в один из вечеров, сказавшись больным, Гроссман улизнул из-под опеки всевидящего ока. И отправился не куда бы то ни было, а аж в подмосковный город Шатуру.

Дело в том, что в США его разыскала некая женщина, которую в книге зовут Бэла Гурвиц. При встрече она рассказала, что прочитала в газете о его грядущей поездке в СССР, и слезно умоляла найти там ее брата Мейера, от которого у нее не было вестей вот уже больше десяти лет. Гроссман пообещал женщине сделать все возможное – и взял из ее рук конверт с последним письмом Мейера: там-то и был написан подмосковный адрес.

Таксист оставил его на грязной улице, сплошь состоящей из деревянных домов, похожих на картонные коробки. Отыскав нужную дверь, Гроссман постучал в нее и долго ждал ответа. Наконец дверь приоткрылась – за ней стоял человек, очень похожий на Бэлу, причем в абсолютно таких же, как у нее, круглых очках. Гроссман заговорил с ним на идише: объяснил, что он ищет Мейера Гурвица по просьбе его сестры Бэлы. Однако мужчина не торопился впускать раввина в дом. И все утверждал по-русски, что «нет здесь никакого Мейера, и никакой Бэлы он не знает». Гроссман не отступал: показал письмо от Бэлы, процитировал иудейский трактат «Пиркей Авот», но мужчина все еще не хотел впускать его в дом.

– Послушай, если бы я работал на КГБ, то как бы я говорил с тобой на идише? – в отчаянии произнес Гроссман.
– Я знал многих евреев, которые работали на КГБ и говорили на идише, – грустно ответил мужчина, но уже тоже на идише.
– Я уверяю, я не из КГБ, тебе не стоит от меня скрываться.
– Что ты знаешь о слове «скрываться»?! – повысил голос мужчина.
– Мои бабушки и дедушки скрывались от нацистов в Польше…

И только тогда мужчина пустил раввина в крохотную квартирку. Там Гроссмана ждало новое потрясение. Вскоре выяснилось, что в крохотной квартирке жил не только Мейер со своей женой. За занавеской они прятали своего десятилетнего сына Зева – и никто из соседей даже не догадывался о существовании мальчика. В школу он тоже не ходил.

На сдавленный вскрик Гроссмана «но почему?!» Мейер ответил так: «Потому что мы евреи. Потому что Зев может оставаться евреем только до тех пор, пока он находится в этой комнате... Никто не называет его “жидом”. Никто не сдергивает ермолку с его головы. Никто не учит его арифметике и русскому языку в шаббат – и не кормит его молоком с мясом из государственных школьных обедов. Никто не смеется над ним, потому что он молится Б-гу».

Позднее в США Гроссман признавался Анне Ольсвангер, что подумал тогда, что мальчик – абсолютная жертва, причем не только государственного антисемитизма в СССР, но и религиозного фанатизма его родителей. Он пообещал себе сделать все, чтобы вытащить ребенка оттуда. И, по его словам, он сдержал свое слово – по возвращении в США раввин Гроссман задействовал все свои связи в правительстве и добился, чтобы всю семью Гурвиц выпустили в Израиль. После этого он много раз навещал Зева в Израиле – тот отслужил в армии, женился и обзавелся детьми. По словам Гроссмана, в 1992 году Зев трагически погиб в одном из израильских военных конфликтов.

Сама Анна Ольсвангер в послесловии добавляет, что настоящих имен героев этой истории Гроссман ей так и не раскрыл, объясняя, что скован обязательствами. «Но он много раз подчеркивал, что в итоге пришел к выводу, что в действиях родителей Зева не было никакого религиозного фанатизма. Что за их действиями стояла лишь большая любовь – и необъятная сила. И что каждый раз, когда он видел Зева в Израиле, тот улыбался».