«Зачем сжигать евреев?»

Весной 1944 года семью Мартина Гехта, жившую в трансильванской деревне, депортировали в Освенцим. «Люди мерли там, как мухи, и нашим единственным утешением было лишь то, что, таким образом, в переполненных бараках становилось больше места», — вспоминал он впоследствии.

10 декабря Мартину Гехту исполнилось 80 лет. Этот день очень много для него значит, ведь еще недавно своим днем рождения он считал 2 марта 1931 года. Эту дату Гехт в 1945 году назвал пограничникам перед посадкой на судно, отплывавшее из Германии в английский Саутхэмптон. На борту судна находились пережившие Холокост дети, оставшиеся без родителей.

«Примерно тысяча детей в возрасте до 16 лет отправилась в Англию, — вспоминает Гехт. — Я был подростком, которому посчастливилось выжить в лагере, я и понятия не имел, когда же у меня день рождения. Узнать свою настоящую дату рождения мне удалось лишь недавно — и все благодаря румынским архивам».

Пролить свет на судьбу Гехта помогла обширная исследовательская работа, проведенная Музеем Холокоста США в рамках проекта «Помни меня». Цель проекта — разыскать информацию о переживших Катастрофу 1100 сиротах, чьи фотографии хранятся в архивах детских домов по всей Европе.

«У немцев все было очень организованно, — говорит Гехт. — Меня регистрировали в каждом из концлагерей, и Музей Холокоста собрал обо мне всю имеющуюся информацию».

Часть материала была собрана Анной Андлауэр, сотрудницей мемориала на месте лагеря Дахау. Именно она исследовала документы, хранившиеся в приюте при монастыре Клостер-Индерсдорф, куда в конце войны попал Мартин Гехт. Документы, отправленные Андлауэр в Музей Холокоста в Вашингтоне, стали частью масштабного проекта «Помни меня».

Гехт подчеркивает, что, благодаря Анне, в 2005 году он нашел в себе силы приехать в Германию. С тех пор он бывает здесь каждый год: беседует со студентами и делится воспоминаниями о войне.

Мартин Гехт родился в деревне Рускова в Трансильвании в обеспеченной семье. Большую часть населения там составляли евреи. «Евреи жили богаче остального населения деревни, — говорит Гехт. — На одной из главных улиц жили исключительно евреи. В начале и в конце улицы стояли синагоги. Мы поддерживали нормальные отношения с христианами, несмотря даже на то, что нередко сталкивались с проявлениями антисемитизма. Местные христиане нередко кричали нам: “Убирайтесь в Палестину, жиды!”».

В 1935 году Гехты решили эмигрировать в Палестину. Отец Мартина получил разрешение на выезд и рассчитывал поселиться в районе Реховота. «Мой брат Моше всегда был идеалистом, — рассказывает Гехт. — Это он убедил нас, что нужно ехать в Палестину. Папа прислушался к его совету и съездил туда на разведку. Мы — брат, две сестры и я — остались их ждать. Вернувшись из поездки, отец твердо решил эмигрировать всей семьей».

Планам Гехтов помешала Вторая мировая война.

В самом начале войны уклад жизни в глухой деревне не изменился. Отрезанные от внешнего мира, местные жители понятия не имели о бесчинствах нацистов в Германии и Польше. «У нас ни было ни радио, ни газет, ни даже электричества, — говорит Гехт. — Быть может, взрослые что-то знали, однако дети — ничего. Я ничего не знал о немцах, которых, к тому же, никогда и не видел».

Гехт отчетливо помнит тот день, когда в деревню вошли немцы. На дворе стоял 1944 год.

«Войска вермахта вошли в деревню на лошадях — дороги были очень плохими. Мы видели, как они приближаются, и были очень взволнованы этим зрелищем. Солдаты привязали лошадей и вошли в наш в дом. Мы накрыли на стол, так как было видно, что они измотаны и голодны. Мы и не предполагали, зачем они к нам пришли».

Намерения немцев прояснились две недели спустя, когда офицеры СС прибыли в деревню в сопровождении венгерской полиции. Была пятница, и Гехты готовились к Шаббату. Немцы окружили улицу и стали выводить жителей из домов. Люди столпились возле синагоги. «Вон отсюда!» — кричали солдаты, вытаскивая евреев на улицу. Никто не понимал, что происходит. Гехтов вместе с другими жителями деревни отправили в соседний город Вишеу-де-Сус, где для евреев уже было огорожено гетто.

Мартин впервые так далеко уехал из родной деревни. «В городе я в первый раз в жизни увидел электрическую лампочку, — вспоминает он. — Для меня это было настоящим шоком».

Три недели спустя офицеры СС собрали всех евреев и повели их на вокзал. Именно тогда маленький Мартин понял, что происходит что-то страшное.

«Нас поместили в теплушки; немцы заталкивали людей в вагоны, и вскоре нам стало нечем дышать. Мы стояли вплотную друг к другу, многие падали замертво. Это было ужасно. Несколько часов спустя поезд остановился и двери открылись. Нас привезли в Сигет — родной город Эли Визеля. Мест в вагонах больше не было, но немцы продолжали запихивать в теплушки все новых и новых. Сейчас я понимаю, что немцы хотели ускорить процесс уничтожения венгерских евреев, поскольку понимали, что у них осталось мало времени. Мы находились в пути уже два дня. Люди умирали — от переутомления, голода и болезней. Внезапно поезд остановился. Двери открылись — и мы оказались в Освенциме», — рассказывает Гехт.

У железнодорожных путей стояли солдаты; громко лаяли собаки. Людей построили в две колонны: в одну загнали мужчин, в другую — женщин и детей. Мартин, его отец и братья стояли в колонне мужчин, мама и сестры — в женской.

«Вдруг один из солдат толкнул отца к другой колонне, — рассказывает Гехт. — Нас отправили в душ; побрили налысо, дезинфицировали и привели в бараки. Это был последний раз, когда я видел своих родителей и сестер».

Мартина и трех его братьев отвели в барак. «Знаешь, где ты? — спросил Мартина один из старожилов барака. — Ты в Освенциме; обратного пути нет. Каждый, кто сюда попадает, рано или поздно умирает. Твою семью уже сожгли. Видишь ту трубу? Там сжигают евреев».

«Я не понимал, о чем он говорит, — вспоминает Гехт. — Кто сжигает? Кого сжигают? За что?»

Через несколько дней Мартина и его братьев депортировали в трудовой лагерь Дёрнхау. «Мы таскали тяжелые камни, но ни один из нас не сломался. Городские дети не выжили бы, но мы-то выросли в деревне и знали, что такое тяжелый труд. Условия работы были просто невыносимы. Голодные и замерзшие, люди умирали, словно мухи. Нашим утешением было лишь то, что таким образом в вечно переполненных бараках становилось больше места».

Однажды в барак зашел эсесовец и сказал, что нетрудоспособных детей отправят в приюты. Капо, привилегированным заключенным, работавшим на администрацию лагеря, было велено собрать 500 детей.

«Я и мой брат Джек стояли в группе детей, приготовленных к отправке. Внезапно один из капо оттолкнул меня с братом обратно к бараку, взяв вместо нас других детей. Должно быть, ему стало меня жалко — я был там самым младшим. Тех детей отправили в газовые камеры. Нам удалось спастись», — вспоминает Гехт.

Братья Гехты проработали в Дёрнхау около полугода. К лагерю приближалась Советская Армия, и немцы стремились переправить заключенных в другие места. Однажды утром немцы приказали заключенным построиться в колонны и шагать пешком в сторону леса.

«Той зимой нам было очень тяжело, — рассказывает Гехт. — Мокрые и грязные, мы шли днями и ночами. Если кто-нибудь падал, в него тут же стреляли. Через месяц мы добрались до какого-то леса. Немцы стали нас сортировать: двое старших братьев оказались в другой шеренге. Вместе с другими заключенными их увели в глубь леса. Мы с Джеком остались совсем одни. Тогда же мы услышали выстрелы».

Впоследствии Мартин тщетно пытался вспомнить то место, где нацисты расстреляли его старших братьев. «В общей суматохе это убийство прошло незаметно — о нем не упоминается ни в одном архивном документе», — говорит он.

Во время перехода Мартин и Джек услышали гул — это были американские самолеты, бомбившие железную дорогу. «Моего приятеля ранило осколком в челюсть, — рассказывает Гехт. — Я был весь в крови, но не пострадал. Эсесовцы вывели нас из вагонов и приказали идти пешком. Один из них попробовал разделить нас с Джеком. Мы были ужасно слабы и не могли сопротивляться. Однако в общей неразберихе я смог отстать от своей колонны, схватить Джека за руку и вернуться с ним в свою шеренгу. Колонну, в которой он шел поначалу, расстреляли».

Заключенные шли несколько дней. В итоге они оказались в концлагере Флоссенбург в Баварии, где содержались политические заключенные и евреи. «Нас отправили в душ. Напор воды был очень сильный — то кипяток, то ледяная вода. Многие умирали на месте», — вспоминает Гехт.

Мартина и его брата отправили в барак рядом с крематорием. «Мы прекрасно видели, как расстреливают или вешают заключенных по пути в крематорий. Тем не менее я был уверен, что выживу, — говорит Гехт, — я был маленьким, но уже тогда твердо знал, что не позволю себя убить».

Однажды эсесовцы приказали заключенным построиться. «Ворота лагеря открылись, и мы начали марш смерти. Тех, кто падал, немедленно расстреливали». Мартин держал Джека за руку; ребята шли вместе, поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Освобождение было внезапным. «Мы увидели американские танки, из которых выбегали солдаты и стреляли по нацистам. Один американский солдат, еврей, выкрикнул нам на идише: “Спрячьтесь за танком!”. Они уже освободили несколько лагерей и прекрасно знали, кого там держали».

Так Мартин и его брат вновь обрели свободу.

«Американцы не знали, что с нами делать, — рассказывает Гехт. — Они хотели помочь, давали нам шоколад и конфеты. Однако это было худшее, что можно было придумать: жадно съев конфету, несчастные, пережившие марш смерти, просто задыхались».

Осуществив свою миссию, солдаты уехали, оставив заключенных предоставленными самим себе.

«Мы были одни, мы были свободны, но куда нам было идти? — говорит Гехт. — Вдали стояли несколько домов — мы пошли к ним. Увидев нас, хозяин испугался и убежал. Мы зашли в дом, съели все запасы, переоделись и заснули».

Несколько дней спустя приехали другие американские солдаты, забрали освобожденных, включая Мартина и его выживших родственников, и перевезли их в соседний город, где оставшиеся в живых евреи организовали свою еврейскую общину.

Детей определили в приют при монастыре Клостер-Индерсдорф в Дахау. С помощью нянь и наставниц дети начали приспосабливаться к новой жизни: есть, спать и бороться с мучавшими их ночными кошмарами.

Мартин и Джек планировали выехать в Палестину, однако получить разрешение на въезд им так и не удалось. «У нас не было других вариантов, кроме как отправиться в Англию», — говорит Гехт. Таким образом братья попали в число детей (многие были освобождены из лагеря смерти Терезиенштадт), оказавшихся на борту корабля, следовавшего в Саутхэмптон.

Местные евреи с радостью приняли несчастных сирот. Мартина и Джека усыновили, и они смогли получить достойное образование. Прожив одинокую жизнь, в 1998 году Мартин женился и вместе с супругой репатриировался в Израиль. Они поселились в Реховоте — там, куда когда-то он должен был переехать вместе с семьей.

Мартин Гехт долгие годы избегал воспоминаний о Холокосте. Его жена Аида говорит, что любые попытки заговорить с ним на эту тему оказывались тщетными.