Что пьют евреи?

В Америке бытует стереотип, согласно которому все кошерные вина до невозможности приторные. Почему так повелось, чем занимались еврейские бутлегеры в годы «сухого закона» и почему это способствовало антисемитизму? Ответы на эти и другие вопросы дает в своей книге Jews and Booze: Becoming American in the Age of Prohibition («Евреи и выпивка: Превращение в американцев в эпоху “сухого закона”») историк Марни Дэвис.

Первый кошерный винный завод в Нью-Йорке открыла в начале XX века в Нижнем Ист-Сайде семья Шапиро. Предприятие использовало в качестве сырья виноград сорта «Конкорд», выращивавшийся в трех штатах: Нью-Йорке, Нью-Джерси и Коннектикуте. Вскоре Шапиро поняли, что сухие вина не пользуются среди еврейских иммигрантов популярностью — и сосредоточились на выпуске исключительно сладких сортов. Главный секрет успех вин «Конкорд» производства Шапиро был весьма прост: насыпать побольше сахара. И здесь Шапиро весьма преуспели: их вина были не просто сладкими, но откровенно приторными и очень густыми.

Руководствуясь выражением «Если вы не можете исправить что-либо, выставите это напоказ», Шапиро придумали для своей продукции весьма провокационный рекламный слоган: «Наши вина такие густые, что их можно резать ножом». Благодаря такой политике производителей очень скоро сладкие кошерные вина производства Шапиро, Манишевица и компании Mogen David стали стандартным напитком, сопровождавшим все еврейские застолья в США.

Как пишет в своей книге Дэвис, преподаватель кафедры истории Университета Джорджии, «сухой закон», действовавший в США в 1920-1933 годах, оказал значительное влияние на жизнь американской еврейской общины. Так, например, движение за трезвость было воспринято большинством евреев «как попытка христианизации общества путем изменения его норм в соответствии с протестантской моралью и ценностями».

Как отмечает обозреватель Haaretz Шалом Гольдман, книга Дэвис выгодно отличается от других выходивших в последнее время исторических исследований, посвященных вкладу евреев в ту или иную сферу жизни в США (An Empire of Their Own Нила Габлера, рассказывающая о вкладе евреев в американский кинематограф; Jazz Jews Майка Гербера), вниманием к социально-экономической проблематике и к вопросу еврейской идентичности.

В прошлом году вышел документальный фильм Prohibition производства PBS, посвященный «сухому закону». В центре сюжета картины находится личность Фрэнсис Уиллард — американской суфражистки второй половины XIX века, боровшейся за введение запрета на торговлю алкоголем и создавшей с этой целью Женский христианский союз за трезвость. Уиллард называла борьбу за введение сухого закона «войной между кабаком и религией».

Под «религией» Уиллард и ее единомышленники подразумевали, естественно, преобладающие в США протестантские деноминации. То, что представители других конфессий, в частности иудаизма, могут, исходя именно из религиозных мотивов, выступать против запрета на продажу алкоголя, Уиллард и в голову не приходило. Как отмечает Дэвис, рост популярности движения за введение сухого закона усилил в американском обществе антисемитские настроения, поскольку евреи были широко представлены в отраслях экономики, связанных с производством алкоголя и торговлей им.

Юдофобские настроения особенно усилились после совместного заявления ряда еврейских лидеров, выразивших протест против введения «сухого закона» на том основании, что он нарушает принцип отделения церкви от государства.

Откровенную антисемитскую пропаганду вел в своей газете The Dearborn Independent автомобильный магнат Генри Форд, заявлявший, что «еврейские бутлегеры отравляют американскую молодежь».

Марни Дэвис широко цитирует в своей книге художественную литературу описываемого периода, наглядно иллюстрирующую царившие в обществе настроения. Очень нагляден в этом отношении рассказ Бернарда Маламуда «Черное — это мой любимый цвет», главным героем которого является еврей Нэт Лайм, владелец подпольной винной лавки Гарлема, безуспешно стремящийся подружиться со своими черными клиентами. «Я открываю им свое сердце, а они дают мне по шее», — сетует Лайм.

Дэвис вспоминает также юмористический рассказ канадского писателя Мордехая Рихлера «Соломон Гурский был здесь», в котором рассказывается об известной семье монреальских промышленников Бронфманов, занимавшихся — в полном соответствии со своей фамилией (бронф — это на идиш водка) — производством алкоголя.

Лишь несколько десятилетий спустя после отмены «сухого закона» вкусы американских потребителей кошерного алкоголя стали более изощренными, а «вино, которое можно резать ножом» уступило место израильскому «Кармелю» и продукции калифорнийских виноделен.

Отметим, что тема влияния евреев на алкогольные пристрастия коренного населения исследовалась и на российском примере – Александром Солженицыным в книге «200 лет вместе». В частности, он пытался дать ответ на вопрос, справедливо ли утверждение, будто евреи — владельцы питейных заведений – спаивали русских крестьян. Писатель приводил такую статистику: «Если в Западной и Южной полосах Империи одно питейное заведение приходилось на 297 человек, то в Восточной все же на 585. Влиятельная газета «Голос» назвала еврейское шинкарство «язвой края», именно Западного, «и притом язвой неисцелимой». Впрочем, рядом приводится цитата из Лескова, который утверждал обратное: «В великорусских губерниях, где евреи не живут, число судимых за пьянство, равно как и число преступлений, совершенных в пьяном виде, постоянно гораздо более, чем число таких же случаев в черте еврейской оседлости. То же самое редставляют и цифры смертных случаев от опойства... И так стало это не теперь, а точно так исстари было».