Негры и евреи

Протест против несправедливости позволил евреям и чернокожим объединиться и за несколько десятилетий изменить Соединенные Штаты до неузнаваемости. Именно еврейские активисты были по правую руку от Мартина Лютера Кинга в борьбе за гражданские права. Но вскоре на смену этому союзу пришли недоверие, вражда и погромы. О том, как негры и евреи делили Бруклин, читайте в материале Jewish.ru.

Взаимоотношения между американскими евреями и афроамериканцами составляют особые страницы в истории обоих сообществ и стали немаловажной частью американской истории вообще. На протяжении долгого времени интересы прибывавших в Соединенные Штаты евреев и афроамериканцев почти не пересекались. Первые еврейские эмигранты из Европы, прежде всего, решали задачи по встраиванию в американское общество, поэтому они без особого сопротивления принимали господствующие в этом обществе в то время представления о расах. Правда, среди американских аболиционистов, добивавшихся отмены рабства в первой половине XIX века, можно встретить и еврейские фигуры. Но это скорее яркие исключения. Аболиционизм в те годы продвигался радикальными христианскими проповедниками, поэтому большинство американских евреев относилось к нему, как к одному из проявлений чужой для них религии, и предпочитало не вмешиваться в происходящее. К тому же не стоит думать, что все христианские борцы за освобождение черных рабов сильно обрадовались бы евреям в своих рядах.

Во времена Гражданской войны в США евреи сражались и умирали по обе стороны фронта. Одни проявили героизм и были отмечены наградами, защищая дело Юга, другие же – в рядах северян. Вряд ли для многих это был особый ценностный выбор, они просто были лояльными гражданами тех штатов, в которых жили, и принимали связанные с этим обязанности. Для того чтобы картина принципиально изменилась, должны были произойти важные перемены в самосознании американских евреев.

Первый шаг к этому сделала массовая еврейская эмиграция из Восточной Европы – главным образом, из Российской империи, которая началась в последней трети XIX века. Америка стала для них страной свободы и возможностей, но вместе с тем многие из новых еврейских граждан США гораздо острее воспринимали любые формы социальной сегрегации. Ведь недавно, в Европе, они сами были ее жертвами. Суды Линча, которым подвергались афроамериканцы в южных штатах, вызывали у многих евреев ассоциацию с погромами, и у них не было сомнений, на чьей стороне им следует быть. Уже в первой половине XX века афроамериканцы также начали выделять евреев среди большинства населения и осознали, что евреи заслуживают большего доверия.
Важнейшим этапом в сближении и последующем сотрудничестве между евреями и афроамериканцами, безусловно, стала эпоха борьбы за гражданские права. Когда афроамериканцы стали открыто протестовать против сегрегации, многие евреи с готовностью поддержали их борьбу. Как показывает статистика, евреи наиболее активно среди всех представителей белого населения США участвовали в акциях против сегрегации. Когда в 1964 году белые студенты из колледжей поехали на юг США, в штат Миссисипи, добиваться регистрации избирателей-афроамериканцев, что стало одним из поворотных событий в борьбе против расовой сегрегации, половина студентов-добровольцев была еврейского происхождения.

Разумеется, говорить о том, что всё американское еврейство в едином порыве вступилось за права афроамериканцев, не стоит. В этом движении учувствовала, как правило, радикальная еврейская молодежь, придерживавшаяся левых взглядов. Примечательно, что еврейское население южных штатов практически не приняло участие в борьбе с сегрегацией. Однако сделанный евреями вклад оказался крайней важен: именно они во многом обеспечили «белое» участие в борьбе за гражданские права, без чего не был бы возможен слом системы расовой сегрегации. Этот вклад ценил и неоднократно за него благодарил еврейские общины лидер Движения за права чернокожих Мартин Лютер Кинг.

Когда романтические времена совместной борьбы за гражданские права прошли, отношения между еврейской и афроамериканской общинами стали складываться не так радужно. Причин для этого было много. В первую очередь – перерождение и радикализация афроамериканского движения. Такие группировки, как Black Power или знаменитые «Черные пантеры», появившиеся в 1970-е годы, были далеки от миролюбивых устремлений Мартина Лютера Кинга. Эти радикальные группировки хотели сами отстаивать свои права, их раздражало участие еврейских активистов с их неизменным стремлением «разъяснить» и «объяснить», за что именно им надо бороться, и постепенно пути радикальных еврейских и афроамериканских движений разошлись.

Особенно болезненно сказался на отношении к евреям в среде афроамериканцев вопрос о т.н. позитивной дискриминации. Когда в 70-е и 80-е годы XX века в США начала проводиться политика по преимущественному продвижению представителей различных меньшинств в образовательной и профессиональной среде, часть еврейских общественных деятелей выступила резко против этой программы. И хотя против введения квот и льгот для меньшинств выступило не так уж и много евреев, особенно на фоне множества протестов, с которыми выступили представители самых разных общин, однако в коллективной памяти афроамериканцев евреи остались как одни из противников позитивной дискриминации.

Накапливающиеся противоречия и взаимные претензии иногда приводили к вспышкам откровенного насилия. Одним из самых вопиющих примеров стали беспорядки в нью-йоркском районе Краун-Хайтс, которые в американской публицистике сохранились под названием Pogrom.

Краун-Хайтс – один из бруклинских районов, в котором сейчас проживают преимущественно афроамериканцы. Исключением остается лишь упорно держащаяся за этот район община любавических хасидов. Именно в Краун-Хайтсе после прибытия в Америку в 1940 году обосновался Ребе Йосиф-Ицхак Шнеерсон. Его преемник во главе любавического хасидута Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон решил не покидать район, хотя остальное белое население давно переселилось в более благополучные части Нью-Йорка. Хасиды остались в Краун-Хайтсе вместе со своим Ребе. Это привело к полярному разделению района. Еврейское и афроамериканское население между собой практически не взаимодействует. Эту поляризацию усугубила и экономическая пропасть: на фоне безработных афроамериканцев деятельные хасиды выглядели преуспевающим сообществом. В результате любавические хасиды изолировались внутри не самого благополучного района, создали собственные патрули безопасности и социальные службы, работающие только для еврейской общины. Всё это вызывало тихое раздражение афроамериканцев, которое рано или поздно должно было прорваться.

Поводом послужил трагический дорожный инцидент, произошедший вечером 19 августа 1991 года. В это время по улицам района проезжал Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон, возвращавшийся с кладбища, на котором он навещал могилу своего тестя и предшественника, Ребе Йосифа-Ицхака. Один из хасидов, сопровождавший Ребе на своей машине, слегка отстал и, нагоняя, проехал перекресток на желтый свет, столкнулся с другим автомобилем и вылетел на тротуар, где сбил двоих детей афроамериканского происхождения. Один из них, семилетний Гэвин Като, скончался на месте. Водитель попытался сдать назад, чтобы высвободить оказавшихся под колесами детей, однако на него тут же набросилась толпа местных жителей-афроамериканцев. Они выволокли его из машины и начали жестоко избивать. Вскоре на место прибыла полиция, а также две машины скорой помощи: одна – городской, вторая – местной хасидской службы. Полиция, видя, что избитому водителю продолжает грозить расправа, приказала хасидской медицинской машине немедленно забрать его и отвезти в больницу. Афроамериканцы интерпретировали это однозначно: белые помогают своим и пытаются вывезти виновника с места происшествия.

Объяснять что-либо разгоряченной и уже долгие годы враждебно относящейся к евреям толпе было невозможно. На улицах начали собираться черные подростки, решившие «мстить». «Пойдем на Кингстон-Авеню и найдем еврея» – так, по словам очевидцев, была сформулирована их нехитрая мысль. Вскоре по району запылали автомобили и зазвенели разбиваемые стекла. С утра беспорядки продолжились, группы погромщиков бродили по району, одна из групп встретила австралийского студента Янкеля Розенбаума, приехавшего в Нью-Йорк работать над диссертацией. Ему проломили голову и несколько раз ударили ножом. Раны оказались смертельными.

В это же время на похоронах погибшего в аварии ребёнка местный пастор афроамериканской общины преподобный Шарптон разразился грозными инвективами в адрес евреев. В своих речах он говорил о «торговцах алмазами, поддерживающих апартеид», намекая, вероятно, на старый миф, будто евреи стоят за крупнейшей в мире алмазодобывающей корпорацией De Beers (тема апартеида в те дни была одной из главных в мировых новостях в связи со сменой режима в ЮАР и приходом к власти в этой стране Нельсона Манделы). Позже пастор пытался оправдаться, утверждая, что не знал об убийстве Розенбаума, а под «торговцами алмазами» имел в виду лишь конкретные фирмы с еврейскими владельцами, которые покупали алмазы у расистских властей в ЮАР. Но многие из присутствовавших на похоронах поняли слова вполне конкретно: пастор «разрешил» наказать евреев.

Погром продолжился. В нем теперь принимали участие не только жители района, но и афроамериканские подростки, приехавшие из разных частей Нью-Йорка громить евреев. Участники беспорядков определяли еврейские дома по прикрепленным у двери мезузам и били в них стекла, устраивали грабежи, избивали случайных прохожих. Слава Б-гу, обошлось без новых смертей, но и произошедшего вполне хватило, чтобы считать беспорядки в Краун-Хайтсе самым серьезным антисемитским выступлением в США в последние полвека. И то, что во главе его оказались не ку-клукс-клановцы в белых балахонах, а подростки-афроамериканцы – вполне себе симптоматично.

Кажется, две общины осознали, что случившееся – действительно вопиющий сигнал и следует принимать срочные меры. Были организованы встречи общественных и религиозных деятелей еврейской и афроамериканской общин для обсуждения произошедшего и создана постоянная комиссия для обсуждения возникающих в районе сложностей. Теперь в Краун-Хайтсе организуются общие спортивные и игровые мероприятия для афроамериканских и еврейских детей. Некоторые энтузиасты пробуют меры, далекие от стандартных: например, обосновавшийся в Краун-Хайтсе израильтянин Дэнни Брановер открыл в афроамериканской части района ресторан со стандартной, но строго кошерной едой Basil’s Pizza and Wine Bar. Заведение пользуется популярностью как у строго религиозных хасидов, так и у афроамериканцев – их обслуживает смешанный персонал из евреев, латиноамериканцев и афроамериканцев. Место стало районной достопримечательностью и важной площадкой для общения.

Сейчас такой напряжённости в Краун-Хайтсе не ощущается и кажется, что опасности повторения погромов в районе нет. Обе общины сосуществуют холодно, без особенной дружбы, но всё же гораздо более миролюбиво, чем несколько десятилетий назад. Правда, когда в 2013 году по США прокатилась волна так называемого «нокаутинга» – подростки-афроамериканцы тогда начали внезапно нападать на случайных жертв и валить их на землю боксерскими ударами, – Нью-Йорк оказался единственным городом, где жертвами жестокой «игры» оказались исключительно евреи, причем всё опять происходило в Краун-Хaйтсе.

Краун-Хайтс стал лишь наиболее выразительным примером, как когда-то расцветавшее сотрудничество между двумя дискриминируемыми сегментами американского общества сменилось взаимным недоверием. Возможно, еще более тревожным фактором являются не локальные процессы в весьма специфическом районе, а, например, всё большая популярность ислама среди афроамериканцев. Причем тот политический ислам, который они выбирают, автоматически предполагает осуждение «захвативших Палестину сионистов», что для многих означает неприятие всех хоть как-то симпатизирующих Израилю, и прежде всего евреев.

Однако еврейские активисты, участвующие в движении Black Lives Matter, протестующем против избирательного полицейского насилия в отношении афроамериканцев, и сейчас демонстрируют, что традиция, связывающая две общины, не прервалась. И несмотря на многие сложности, новые пути навстречу будут находиться. И сложно сказать, что окажется лучше – пойти на общий гражданский протест или открыть кошерный бар на негритянской улице.