Храм для зятя

Историков давно занимало противоречие между Танахом и трудами Иосифа Флавия. В своих исследованиях израильский археолог Ицхак Маген проливает свет на это противоречие, а заодно открывает определенную перспективу для взгляда на архитектуру Иерусалимского Храма. Но сначала вспомним историю...

Как известно, в 538 г. до н.э., то есть через 70 лет после начала Вавилонского пленения нашего народа, царь Кир дал повеление разрешить возвращение евреев в родную землю и восстановление Храма. В силу целого ряда причин процесс этот затянулся, небольшие волны репатриантов прибывали из Вавилона на протяжении нескольких десятилетий, понемногу восстанавливая из руин страну, город и Храм.

Одна из проблем, вставших перед репатриантами, заключалась в том, что их страна была уже не пустой. Евреи, вероятно, думали, что по прошествии целого столетия найдут дома предков такими, какими их бросили вавилонские разрушители. Однако же, прибыв в страну, они обнаружили в ней население. И, что самое неприятное, часть этого населения считала себя евреями.

Сложно сказать, кем они были на самом деле. Кто-то из них на самом деле был потомком не уведенных в изгнание евреев, в основном простонародья: вавилоняне изгоняли в первую очередь аристократию, представителей духовного сословия (коэнов, левитов) и ремесленников, а ловить по полям и горам каждого крестьянина-еврея им было недосуг. Другая часть новых жителей происходила от инородцев, поселенных завоевателями на освободившемся месте. При этом пришельцы перенимали в той или иной степени еврейские обычаи, что порождало синкретические верования, смесь иудаизма с языческими культами. Гиюра в раввинате они явно не проходили, однако же представители этих групп свободно заключали браки между собой, да и с вернувшимися из изгнания иудеями тоже, как это следует из книг Эзры и Нехемии.

В середине V века до н.э., когда к духовному руководству писца Эзры присоединился административный талант Нехемии, вставшего во главе иудейской общины, вялотекущий конфликт репатриантов из Вавилона с местным населением дошел до точки кипения. Иерусалим, пользуясь покровительством персидских царей, явно «поднимался с колен» и понемногу возвращал себе роль как духовного, так и светского центра. Главным его конкурентом был древний город Шомрон (Самария), расположенный недалеко от еще более древней еврейской столицы — Шхема. Там сидел персидский наместник из местных жителей, причем как должность, так и имя его — Санбаллат — передавались по наследству, что немало путает историков. Санбаллатов этих под разными номерами было по крайней мере три, а возможно — намного больше.

Дочь одного из этих Санбаллатов была замужем за юношей из иерусалимского священнического рода. Книга Нехемии (23:18) не сообщает нам имя этого юноши, но говорит, что он был сыном первосвященника Йоады и что после этого брака Нехемия прогнал его из Иерусалима.

Иосиф Флавий (Иудейские древности 11:8) рассказывает нам похожую историю, но переносит ее почти на столетие позже, во времена Александра Македонского. Тут тоже действуют Санбаллат и его зять по имени Менаше, но это уже брат иерусалимского первосвященника Йоады. Флавий добавляет, что этот Менаше сам был первосвященником, но народ прогнал его, поскольку он был женат на нееврейке. И тогда Санбаллат, заручившись поддержкой Александра, решает воздвигнуть в Самарии альтернативный храм и сделать своего зятя в нем первосвященником.

Санбаллатов было много, но при таком количестве совпадений логично предположить, что это одна и та же история, причем или Танах, или Флавий ошибается в датах на сто лет. Сам факт, что рассказ об альтернативном храме не попал в Танах, не должен вызывать удивление. Это была далеко не единственная попытка создать Храм Всевышнему вне Иерусалима. Например, примерно в то же время еврейские наемники в Египте создали храм в городе Элефантин, о чем нам известно из найденных там папирусов. Были и другие попытки — и раньше, и позже. С точки зрения иудаизма, все эти храмы были нелегитимны, и наши источники в основном их игнорируют. Некоторые колебания были у наших мудрецов по поводу храма, построенного Хонио в Египте (близ Александрии) на два века позже, поскольку он упоминается в Талмуде, но вывод и там тот же: этот храм — не Храм.

Итак, самарийский храм был построен на горе Гризим и простоял несколько веков. Именно вокруг него сформировалась община, именуемая самаритянами. Сами самаритяне себя называют сыновьями Израиля, т.е. евреями, а нас называют иудеями, при этом тоже признавая за евреев. Иудейский царь Иоанн Гиркан в I веке до н.э. разрушил их храм, и это был лишь один из этапов многовекового конфликта между евреями и самаритянами. Теперь же самаритян осталось всего семьсот человек, они пользуются покровительством израильского государства, а место, где стоял их храм, стало туристической достопримечательностью.

Ну, а теперь обратимся к удивительным находкам археолога Магена. От самого храма на горе Гризим почти ничего не осталось. Однако неплохо сохранились мощные стены, окружавшие его двор, и несколько ворот в стенах. Двор был квадратным, а ворота представляли собой длинный проход с комнатами по бокам (вероятно, для стражи) — по три с каждой стороны. Эти признаки знакомы нам по двум текстам, описывающим будущий, идеальный Храм: в книге пророка Иехезкеля и в кумранском свитке, но не по описаниям Второго храма в Талмуде и у Флавия. Значит ли это, что самарийский храм копировал Второй храм, каким он был в первые годы своего существования, до перестроек, осуществленных хасмонеями и Иродом? Или, может быть, он строился на основе воспоминаний об архитектуре Первого Храма?

Характерно, что только с западной стороны двора на горе Гризим нет ворот. Это значит, что самарийский храм, как и иерусалимский, был ориентирован на запад, по идущей еще от праотца Авраама традиции молиться лицом на запад, а не на восток, как язычники.

Относительно того, Кому служили в этом храме, археология дает однозначный ответ: там найдено немало надписей, упоминающих четырехбуквенное Имя Всевышнего и слова «Единый Б-г». 

А когда же этот храм был построен? Ицхак Маген однозначно склоняется к V веку, т.е. приходит к выводу, что Танах прав, а Флавий ошибся. Верность его датировки подтверждают результаты радиоуглеродного анализа бесчисленных костей жертвенных животных, найденных во дворе храма, а также капители колонн, выполненные в прото-эолическом стиле. Этот стиль характерен для архитектуры эпохи Первого Храма, начиная с X в. до н.э., меньше встречается в персидский период, а в эллинистические времена его сменили классические капители — дорическая и ионическая.