«Храмовая гора — наша!»

Отмечая в ближайшее воскресенье День Иерусалима — день освобождения и объединения святого города — стоит вспомнить и о событиях, которые ему предшествовали. На протяжении почти 20 лет город был разрезан надвое. В той его части, что осталась под иорданским управлением, не могла ступить нога еврея — ни в Еврейском квартале, ни у Котеля (а о Храмовой горе вообще говорить не приходилось). Президенту страны в знак особого уважения подарили крохотную комнатку на горе Сион, откуда можно было взглянуть на ставшие недоступными святыни. Такое положение сохранялось до самой Шестидневной войны.

Битва за освобождение Иерусалима в ходе этой войны была недолгой (продолжалась всего три дня), но тяжелой. Три пехотные бригады вели наступление на восточную часть города. На самом сложном участке фронта, центральном, наступление вели десантники 55-й бригады, которой командовал Мота Гур. На протяжении двух суток, 5-6 июня, неся тяжелые потери, бригада пробивалась вдоль северных стен Старого города — через Арсенальную горку, мимо Музея Рокфеллера к Масличной горе. Утром 7 июня (28 ияра) десантникам удалось занять Масличную гору — бой там закончился в 9.30 утра. Пятнадцать минут спустя к Львиным воротам подошли несколько танков и броневичок Моты Гура. Танк тут же застрял в узких воротах, и только машина командира смогла въехать на Виа-Долороза в сопровождении роты десантников.

Когда входишь в Старый город через Львиные ворота, по левую руку сразу оказывается небольшая площадь Аль-Газали, а за ней — еще одни ворота, ведущие на Храмовую гору, которым арабы уже много столетий назад дали пророческое название «Баб эль-Асбат Исраиль» («Ворота колен Израилевых»). Откуда же взялось такое имя? Следует иметь в виду, что в раннемусульманскую эпоху арабы не видели в евреях врагов. Так или иначе, именно через эти ворота вернулись колена Израилевых к своей главной святыне, доступ к которой был для них закрыт на протяжении многих веков.

Первыми представителями колен Израилевых, подошедшими к священному месту, оказались, как было сказано, десантники 55-й бригады. Уже в 10.00, спустя 15 минут после окончания боя, они доложили по радиосвязи: «Хар а-байт бе-ядейну!» («Храмовая гора — наша!»). Слова эти, потрясшие весь еврейский мир своим символизмом, были, собственно, обычным докладом по команде: приказ выполнен, господствующая высота занята. Но всего в нескольких минутах ходьбы оттуда, в здании Музея Рокфеллера, ждал этих слов человек, который понимал, всю важность момента.

Главный раввин Армии обороны Израиля Шломо Горен встретил первый день войны вдали от Иерусалима, но с началом боев сразу бросился в столицу. Кроме символической, духовной цели была у него и печальная практическая роль: большего всего жертв в ходе Шестидневной войны армия понесла именно в битве за Иерусалим, и рав Горен должен был позаботиться о том, чтобы достойно похоронить каждого павшего бойца.

Раввин продвигался вперед вместе со штабом, сразу за наступающими передовыми частями бригады. Еще под утро, поняв, что Старый город будет занят в ближайшие часы, он послал за шофаром в дом своего тестя, удивительного мистика рава Давида Ха-Коэна, известного как рав Назир. По воспоминаниям очевидцев, рав Горен, пока ехал на танке от Музея Рокфеллера к Львиным воротам, не переставая трубил в шофар и не выпускал из рук свитка Торы.

Вошли на Храмовую гору. Одного из своих помощников, Исраэля Ариэля, рав Горен поставил охранять подходы к Куполу Скалы, расположенному на месте Святого святых Храма. Впечатление, произведенное этим на молодого солдата, изменило всю его жизнь: уже несколько десятилетий Исраэль Ариэль (ныне раввин) возглавляет Институт Храма.

А сам рав Горен вместе с товарищами спустился к Котелю. Командир роты десантников Йорам Замуш как раз успел поднять над Стеной израильский флаг. Солдаты теснились на узкой улочке, шедшей вдоль Котеля, целовали древние камни. Рав Горен и здесь протрубил в шофар, что запечатлено на знаменитой фотографии, и начал собирать миньян для молитвы, в который должны были войти раввин Цви-Иегуда Кук и уже упомянутый Назир. С последним вышла сложность: оказалось, что, желая внести свой духовный вклад в военный успех ЦАХАЛа, он дал обет не разговаривать, не носить обувь и не выходить из дома до конца боев. Пришлось тут же, на месте, собирать бейт-дин, чтобы освободить его от обета. Хорошо, что соседями Назира были выдающиеся раввины...

Йорам Замуш на джипе доставил обоих мудрецов к Львиным воротам, а затем повез их на Храмовую гору. Там Назир воспротивился: не подобает ехать по святой горе на машине, следует идти пешком. Спустились к Котелю, встретились с равом Гореном, помолились, добавив благодарственные благословения «Шегехияну» и «Галлель». Можно было бы вернуться другим путем, но мудрецы настояли на том, чтобы снова пройти к джипу через Храмовую гору. Вечером, объясняя ученикам, почему они позволили себе пройти по Храмовой горе в кожаной обуви, не очистившись, как подобает, они заявили: «Мы выполняли заповедь завоевания святой земли. Ради этого можно нарушить многие правила...»

Уже на следующий день рав Горен отправил солдат инженерных войск произвести подробную топографическую съемку Храмовой горы. Таким образом — учитывая, с какими сложностями столкнутся впоследствии исследователи, пытаясь что-то изучить на Храмовой горе — был внесен бесценный вклад в науку. Сам Горен регулярно молился на Храмовой горе с семьей, друзьями и соратниками, а на Шаббат после Девятого ава в том году (все в его поступках было наполнено символизмом!) он запланировал там многолюдную коллективную молитву.

Правительство эту идею не поддержало. Между раввином и политиками, в первую очередь Моше Даяном, вспыхнул конфликт, продолжавшийся до тех пор, пока рав Горен не оставил своего поста. Пожалуй, самым вопиющим поступком Даяна стала публикация от имени рава Горена (и, само собой, без его согласия) объявления о том, что молитва, запланированная на Шаббат на Храмовой горе, — отменена. Ну а дальше пошло-поехало, пока мы не оказались в нынешнем, не подобающем уважающему себя государству положении, когда евреев на Храмовой горе арестовывают «по подозрению» в произнесении шепотом слов из псалма...

При этом следует иметь в виду, что рав Горен, конечно же, никогда даже намеком не заявлял о том, что мусульман следует изгнать с Храмовой горы или мешать им молиться там, как и в любом другом святом для них месте. Он «всего-то» хотел, чтобы евреев тоже впустили в святое место.

Прошли годы. Шломо Горен стал главным раввином Израиля, совершил много славного и достойного. Но изменить сложившуюся на Храмовой горе ситуацию он так и не смог. Горькими словами подводил рав Горен итог этой своей неудаче: «Не могу избавиться от чувства, что в масштабе истории отведение площади у Котеля для еврейской молитвы есть результат изгнания евреев с Храмовой горы... Сложилось невыносимое положение, при котором и после освобождения Храмовая гора осталась в руках мусульман. Они наверху, а мы внизу. Они внутри, а мы — снаружи...»