Хазоке, или Все работы хороши

Велико ли счастье скубить курей на козодоевском базаре? (Выражения «скубить» и «курей» сохранены нами намеренно, ибо на козодоевском базаре не встречались люди, умеющие склонять слово «куры» по правилам русской грамматики, — ни среди лиц еврейских национальностей, ни среди местного славянского населения; да что там говорить: сам господин околоточный — и то так выражался!)

Наверное, скажете вы, юные романтики вряд ли мечтают о таком занятии. К тому же, подобная работа скорее всего хорошо и не оплачивается. Что ж, пожалуй, вы правы. Более того, от такой работы еще и пальцы болят, и руки от малоприятного запаха не отмоешь. Торговец скупает у крестьян кур (уток, гусей и т. д.), которым перед продажей следует придать товарный вид, то есть ощипать и повыдергать пух. Причем, делать это надо быстро, чтобы товар не успел утратить своих, так сказать, внешних данных. Вот тут-то и берется за дело «скубальщица». Рабочий день у нее не только не нормирован, но и чем он длиннее, тем больше ее это радует: а вдруг реб Хаймович, владелец лавки, не только десять копеек заплатит, но еще и обрезков даст, чтобы дома детям бульон сварить и с картошкой поджарить…

Нет, дорогой читатель, перед вами не очередное описание бессовестной эксплуатации местечкового пролетариата, а пример одного из занятий, которые в еврейской среде назывались «хазоке». (Корень тут такой же, что и в слове «хазак» — «сильный, крепкий», а значит, «хазоке» можно перевести и как «поддержка, подкрепление».)

Самым страшным бичом любого местечка, любого города с обильным еврейским населением было отсутствие работы. И именно мысли о том, как сегодня заработать, наполняли каждое утро головы его обитателей. Но это вовсе не означало, что кто-то мог прийти к лавке господина Хаймовича раньше скубальщицы и предложить свои услуги дешевле, чтобы без заработка остался не этот пришелец, а тетя Хася, которая занимается этим многие годы. Дело в том, что ощипывание птицы было законным делом именно этой женщины, и никто другой (другая) не имел права этот факт оспаривать. Во-первых, ему (ей) этой работы просто не дал бы и сам лавочник, поскольку ценил мнение почтенных людей общины. (Поди-ка не посчитайся с их мнением!) Во-вторых, даже если бы этот ужасающий факт таки свершился, нарушителю неминуемо пришлось бы побеседовать с раввином, который указал бы ему на всю недостойность его поступка.

И даже если мы допустим, что у лавочника от избытка бережливости возникла вдруг мысль посадить на такую работу свою жену и дочерей, он бы эту мысль с тяжелым вздохом подавил. Не дело это для жены богача (с недельным оборотом в двадцать пять рублей, шутка ли!). А в том, что он давал заработать бедной женщине, заключалась, несомненно, та самая забота о ближнем. Зарабатываешь сам — дай и другому заработать.

Ощипанные перья и пух переходили к следующей специалистке, хазоке которой заключалось в приведении указанного сырья в состояние, пригодное для набивания ими подушек и перин. Но это хазоке (стегальщица одеял и перин, изготовительница подушек) было уже ремеслом, требующим квалификации, и, кстати, принадлежало уже третьей мастерице.

Хазоке передавались по наследству, можно было их и продать, но это случалось редко, разве если кто разбогател, хотя с простецкого хазоке особо не разбогатеешь, да и в понимании богача более благочестивым считалось отдать свое право на занятие бесплатно.

К числу таких занятий относились занятия водовоза и водоноса, дровосека, печника и гонтмахера (мастера изготовления гонта — дранки для крыши — и покрыть эту самую крышу тем самым гонтом). Перечень таких занятий можно продолжать долго, но самое главное заключается в том, что занятия эти были, по большей части, как бы подсобными при мастерах или торговцах. И не каждая вдова, между прочим, стала бы просить хазоке. Вспомните, к примеру, маму мальчика Мотла, вдову хазана (кантора). Есть ей было нечего, а заняться чем-нибудь из вышеописанного гордость не позволяла: жена хазана все-таки. (Раз уж мы вспомнили мальчика Мотла, то, скорее всего, его фамилия была Хазанов — по отцу, но это так, к слову.)

В завершение позвольте привести одно сравнение. В индийской деревенской общине за каждым тоже записана его кастовая обязанность. Наверное, лучше быть зажиточным землевладельцем, чем нищим уборщиком-чамаром. Но неприкасаемый чамар не только обязан чистить отхожее место в доме землевладельца, но и тот — даже если он не зажиточный и многодетный — не смеет сам оное место чистить, поскольку тоже обязан дать заработать нищему.

Только так, поддерживая друг друга, пусть даже и предоставлением убогой работы, и могли выжить люди в густонаселенных и нищих штетлах.