Лехаим — первая ласточка еврейского кино

Рекламные плакаты 1910-го года сообщали, что зрителя ждет "небывалая еще на московских экранах сенсационная картина "Л' Хаимъ" ("За жизнь"), представляющая сцены из еврейского быта и разыгранная выдающимися артистами в соответствующей обстановке".

- Кому нужен еврейский быт? — недоумевали одни. — Можно поехать в какое-нибудь местечко Витебской области и увидеть все своими глазами.

- Но это же впервые в российском кино, — возражали другие, — Это надо смотреть.

Фильм "Лехаим" (в афишах именуемый "Л'Хаимъ") был поставлен сотрудниками московского отделения известной французской кинофирмы "Пате" А. Метром и К. Гензелем. Предложение воссоздать на экране сюжет известной еврейской песенки исходило от нескольких литераторов-евреев. Оно было с восторгом поддержано хозяевами компании — братьями Пате, которые сразу же смекнули, какие огромные финансовые возможности открывает прокат будущей картины, адресованной прежде всего огромной аудитории в черте оседлости, где в то время уже мигали огоньки "иллюзионов". Лента явно могла иметь успех и у евреев-эмигрантов, уехавших из России в Соединенные Штаты, где уже было сделано несколько фильмов на еврейскую тему.

Как же встретили первые российские зрители картину "Лехаим"? С 1 по 15 января 1911 года фильм демонстрировался в московских "электротеатрах". В программу была включена хроника, короткометражные картины и "Лехаим", длиной в 375 метров (18 минут). Прокатчики и кассиры довольно потирали руки: билеты на фильм брали охотно. Приходили даже те, кто еще ни разу не был в кино, предполагая, что новый фильм раскроет какие-то тайны еврейской жизни. К сожалению, были и такие зрители, которых раздражал успех "еврейской ленты" и появлялись на сеансе, чтобы при удобном случае сорвать сеанс или посмеяться над местечковыми нравами.

Особенно много публики собралось в респектабельном кинотеатре на Театральной площади в воскресенье 2 января 1911 г. Дневной сеанс начался с хроники Пате, затем зрители увидели небольшую комедию, и вдруг на экране появилось захолустное еврейское местечко, ожили оригинальные типажи евреев-ремесленников с длинными пейсами, в черных картузах и бархатных ермолках. Длиннобородые старики молились, закутавшись в полосатый талес и раскачиваясь из стороны в сторону; молодые ученики из хедера изучали Талмуд, пожилые женщины оживленно беседовали на узких улочках...

После небольшой паузы, вызванной удивлением, из зрительских рядов посыпались реплики, произнесенные вполголоса, но хорошо слышные в зале. Некоторые из говоривших картавили, имитируя еврейский местечковый акцент:

- Господа, произошла ошибка, кажется, мы попали не в синема, а в синагогу...

- Не в синагогу, а синемагогу...

Тихо посмеивались сидевшие недалеко от входа офицеры с дамами, передразнивая жесты персонажей фильма и иронизируя над их одеждой.

Однако вскоре в зале воцарилась тишина, зрителей захватило драматическое действие, движение событий, борение человеческих страстей. Многие из присутствующих впервые прикоснулись к миру мелодрамы — подобных картин в отечественном прокате было еще немного. Черты национального и религиозного быта отошли на второй план, в центре внимания оказался человек с его мыслями, мечтами и страданиями. Зрители стали свидетелями драмы, которая могла произойти с человеком любой национальности... А после сеанса прямо у выхода разгорелись споры между людьми, искренне взволнованными сюжетом. Люди, позволившие в кинозале насмешливые высказывания, чувствовали себя неловко и молча шли к выходу. У многих на глазах были слезы.

В чем же заключалось эмоциональное воздействие фильма "Лехаим"? Слишком уж жизненно были показаны особенности еврейского быта, в то время еще хорошо сохранившегося в Польше и России, и национального характера. Именно поэтому первая картина о жизни евреев в черте оседлости превосходила по убедительности американские ленты на ту же тему. Эпизоды будничной жизни чередовались со сценами, рисующими высокую духовность евреев, живущих в рамках вековых традиций. Как писала прогрессивная кинопресса того времени, "за костюмами, отдающими ветхозаветной историей, за своеобразным действием Моисеева закона и принципов Талмуда" в картине представлена богатейшая человеческая жизнь, полная противоречий и глубоких душевных переживаний".

Сюжет картины был, как говорится, "на вечную тему". За красавицей Рохеле ухаживает много молодых людей, но она влюблена в Шлему, красивого молодого рабочего. Рохеле и Шлема мечтают о браке. Но девушка боится говорить на эту тему со своим отцом — старым седобородым Реб-Мойше, которого почитает все местечко. Некто Матеас, давно влюбленный в дочь Реб-Мойше, просит своего отца женить его на Рохеле. Отец Матеаса заводит у синагоги разговор на эту тему с почтенным Мойше. Старики решают соединить судьбы своих детей и в ближайшее время сыграть приличную свадьбу. Для Рохеле это решение — крушение всех надежд. Она сообщает Шлеме о случившемся, и тот предлагает ей бежать. Но Рохеле не решается идти против воли отца и подчиняется религиозным традициям.