Прощёная среда

Однажды я крупно повздорил с человеком, с которым до того был в достаточно близких отношениях. Началось все с ерунды, но потом пошло-поехало, и мы стали едва ли не смертельными врагами.

Я не отрицал, что допустил ошибку, даже несколько раз пытался извиниться перед ним, но все мои извинения категорически отвергались. Больше того – этот человек, которого я прежде так любил и уважал, теперь не упускал случая, чтобы опорочить меня в глазах наших общих знакомых. Да и вёл себя по отношению ко мне настолько непорядочно, что ни о каком примирении между нами уже не могло быть и речи.

И вот, как-то гуляя по городу, я столкнулся с нашим общим знакомым – Исааком Александровичем, полковником в отставке. И надо заметить, что в Советской армии было не так уж мало офицеров-евреев. И уже много позже я обратил внимание, что многие из них держались за свое еврейство куда крепче нас, штатских.
– Ну, что там у тебя происходит с Борисом? – спросил Исаак Александрович после обмена дежурными приветствиями.
– Да что происходит, – пожал я плечами. – Всё так же. Не разговариваем. У него, по-моему, совсем крыша поехала.
– Нехорошо это, – сказал «товарищ полковник», как мы звали Исаака Александровича за глаза. – Кстати, ты знаешь, какой сегодня день?
– Среда, а что?!
– Ну да, среда. А еще и единственный день в году, когда у нас, евреев, принято просить прощенья друг у друга. Так что давай, купи бутылку и езжай к нему! Извинись и закрой тему, – категорически потребовал полковник.
– Я уже так пробовал, но он и слушать не хочет, только посылает меня куда подальше, – попытался отбрехаться я.
– Сегодня – не пошлет, – без доли сомнения ответил полковник.

И я купил бутылку коньяка, тортик и поехал к бывшему другу, который стал врагом. К моему удивлению, он открыл дверь и впустил меня в квартиру. А когда бутылку мы с ним уговорили, то обменялись взаимными извинениями и простили друг друга. И хотя отношения между нами больше уже никогда не были столь дружескими, как прежде, но и вражда навсегда ушла. И мы перестали избегать друг друга в редакционных коридорах и на всяких литературных тусовках.

Это сегодня я знаю, что Йом-Кипур – это день поста и молитвы, в который немыслимо пить коньяк, закусывая его тортиком. Но тогда я ничего этого не знал, как не знал и многого другого, связанного с еврейской традицией, но сама идея, что есть в году день, в который принято просить прощения и прощать, показалась мне гениальным еврейским изобретением.

В самом деле, что может быть важнее мира внутри семьи, между друзьями, внутри всего народа? И если есть день, который может помирить самых непримиримых врагов, то разве это не замечательно?! Так Йом-Кипур стал первой ниточкой, связавшей меня с моими еврейскими корнями, и с него в определенном смысле слова началось моё личное возвращение к истокам.

И пусть мы с полковником имели тогда очень смутное представление об этом дне, как и большинство проживавших в Союзе евреев, пусть не постились в этот день и, наоборот, даже накрывали праздничный стол, но мы знали, что смысл этого дня в том, чтобы прощать.

Пройдет всего несколько часов, и этот праздник вступит в свои права. Одни толпой потекут в синагоги, чтобы провести эти сутки в молитве и покаянии. Вторые – просто туда заглянут. А третьи – снова накроют праздничный стол. Но этот день – прощения и искупления – останется одной из тех важнейших нитей, которая связывает нас с нашим еврейством, а значит – с нами самими.