Дорога скрипка к обеду

Почему даже в бедной еврейской семье покупают сыну рояль, объясняет наш колумнист.

Для начала байка:
«Профессор консерватории читает лекцию по истории музыки.
– Великий композитор Имре Кальман, – рассказывает он студентам, – родился в 1882 году в Венгрии в бедной еврейской семье. Когда ребенку было шесть лет, родители купили ему рояль.
– Простите, профессор! – перебивает один из студентов. – Но вы только что сказали, что Кальман родился в бедной семье…
– Я сказал, что он родился в бедной еврейской семье! – отвечает профессор».

Много раз мне доводилось наблюдать, как по-разному реагируют на эту байку евреи и неевреи. Обычно неевреям сразу всё понятно: даже самая бедная еврейская семья достаточно состоятельна, чтобы купить сыну рояль. Да и само словосочетание «бедная еврейская семья» воспринимается многими как оксиморон. Однако евреи воспринимают эту историю совершенно по-другому: если духовная сущность ребенка склоняется к музыке, то значит, ему нужно купить рояль, а если ради этого всем придётся немного поголодать, то это – нормально.

Надо заметить, что в реальности семья Кальманов и в самом деле была отнюдь не зажиточной, но и сказать, что она бедствовала и перебивалась с хлеба на воду, тоже нельзя. Однако концепция эта воспроизводилась на протяжении всей еврейской истории. Да и в литературе достаточно таких образов, ставших классическими. Вспомните, к примеру, образ Менделя-книгоноши у великого писателя Мойхер-Сфорима. А ведь евреи в местечках действительно веками ходили в дырявых башмаках, латаной-перелатаной одежде, но при этом не жалели отложенные гроши на образование детей и новые книги.

Истоки такой системы ценностей лежат, конечно, в еврейской религиозной традиции. А если уж совсем точнее – в библейском отрывке «Толдот», который будут читать в ближайшую субботу в синагогах. И именно в нём рассказывается знаменитая история продажи Эйсавом первородства Яакову – за чечевичную похлёбку. История эта общеизвестна и потому зачастую приводится антисемитами как аргумент еврейского коварства: мол, Яаков за тарелку супа облапошил голодного брата. Но, во-первых, Эйсав точно так же был сыном Ицхака и Ривки, как и Яаков. А значит, дело это было сугубо внутриеврейским. А во-вторых, первородство – категория очень абстрактная, почти философская. И никак не влияющая на расклады по наследству – там имело значение старшинство. И в итоге наследником большей части материального состояния Ицхака всё равно стал продавший первородство Эйсав. Речь шла о духовном наследии отца. Его Яаков и купил. А для Эйсава это был просто «воздух».

И за этот «воздух», за этот «гурништ», за словесный «пшик» Яаков был готов заплатить реальную цену? Тарелку настоящего супа? Конечно, Эйсав продал «пшик» за настоящий суп! И был убежден, что совершил выгодную сделку. Тем более что Яаков переплатил – ведь Эйсав просил только похлебку, а получил в придачу ещё и хлеб. И понятно, почему Эйсав был доволен сделкой: он сам объясняет, что первородство ему ни к чему, поскольку он ежедневно «идёт на смерть», а значит, жить ему надо здесь и сейчас и получить от этой жизни как можно больше материальных благ. В том числе – и тарелку супа.

В итоге именно Яакову дано было стать истинным – не только по крови, но и по духу – наследником своего деда Авраама и отца Ицхака и произвести от себя еврейский народ. И именно в этой истории про чечевичную похлёбку можно проследить истоки различий между еврейской философией и другими. Если последние видели смысл жизни в расширении своих границ, в накоплении достатка и строительстве величественных дворцов и храмов, то для евреев, вопреки расхожему стереотипу, эти вещи были второстепенны. Даже самое величественное из их материальных творений – Иерусалимский Храм – по меркам древнего мира был весьма скромным сооружением и никак не годился на то, чтобы войти в список «чудес света».

Зато евреи дали миру Книгу Иова, Песнь песней и всю остальную Библию, а еврейская мудрость передавалась среди других народов из уст в уста. Века сменялись веками, менялся мир, но огромная роль евреев в культурной и духовной жизни человечества не только не ослабевала, но и усиливалась. И только по одной, в сущности, причине: если мальчику в еврейской семье нужен был рояль, стоивший почти столько же, сколько и экипаж с лошадьми, то покупался именно рояль, а не экипаж. И если у ребенка вдруг оказывались большие способности к наукам, то родители готовы были ходить в обносках, но покупать ему требуемые книги и платить бешеные деньги за его обучение.

Они всегда рядом – Эйсав и Яаков, вот только одному нужны хлеб и чечевичная похлебка, а другому то, что нельзя потрогать руками.