Измена огненная

Вот уже почти два года, как между Высшим раввинским и Верховным судом Израиля идёт самая настоящая война. Не могу сказать, что эти две инстанции и раньше жили душа в душу, но прежде могли как-то ладить друг с другом. И вдруг, что называется, нашла коса на камень.

По своей завязке начало этой истории напоминает сценарий плохих сериалов. Известный израильский бизнесмен, чье имя запрещено судом к публикации, хотя и всем известно, возвращается домой и застаёт жену в объятиях любовника. Но фразой: «Это не то, что ты подумал!» – жена не отделалась. Тем более что в ходе выяснений обнаружилось, что изменяет ему супруга уже довольно давно.

Последовало требование о разводе, а за ним, как водится, начался раздел имущества. И тут бизнесмен заявил, что делёжке, с его точки зрения, подлежит только то имущество, которое они нажили с супругой совместно до начала её измен. А с того момента, как они начались, их брачный союз следует считать уже уничтоженным. Соответственно, никаких прав претендовать на последующие доходы у неё уже нет.

Судьи городского раввинского суда – а бракоразводное право в Израиле, напомним, находится в руках религиозных, а не светских властей – сочли это требование логичным и справедливым и разделили между супругами поровну то имущество, которое они нажили до начала измен.

Такое решение никак не устроило его бывшую супругу. Она подала апелляцию в Высший раввинский суд, но его председатель – главный ашкеназский раввин Израиля Давид Лау – подтвердил решение низшей инстанции. В своем специальном постановлении он отметил, что, вступая в брак, супруги берут на себя обязательство хранить верность друг другу, и в тот момент, когда доказано, что это обязательство нарушено, они де-факто находятся в разводе. А, следовательно, жена может претендовать только на ту часть капитала супруга, который был нажит до измены.

Однако героиня этой истории снова не успокоилась и при поддержке целого ряда правозащитных организаций опротестовала решение Высшего раввинского суда в Верховном суде Израиля. Но бригада из трёх светских судей снова взяла сторону мужа, заявив, что считает решение раввина Лау правильным.

Этот вердикт вызвал волну протестов в израильском обществе. Суду, в частности, ставили в вину, что решение в пользу мужа вынесла бригада судей, состоящая из двух мужчин и одной женщины. Тогда Верховный суд Израиля собрался снова – на этот раз в расширенном составе во главе с самим его председателем г-жой Эстер Хают, голос которой в итоге и оказался решающим. На этот раз в своём постановлении Верховный суд Израиля заявил, что решение, принятое раввинским судом, фактически наказывает женщину за супружескую измену. Но такой прерогативы у судов нет: ведь измена – это личное дело супругов, а никак не уголовное преступление. А значит, наказывать за него каким-либо образом, в том числе и «шекелем», нельзя. И имущество супругов должно быть разделено поровну.

После этого Высший раввинский суд разбирал ещё два подобных дела, и раввин Лау, помня о решении Верховного суда Израиля, в какой-то момент пошел на попятную. Он с сожалением констатировал, что в современных семьях светских израильтян супружеская измена стала, видимо, обычным делом, а потому при разделе имущества этот фактор не стоит учитывать. Однако другие раввины, входящие в состав Высшего раввинского суда, с этим решением не согласились и намереваются добиваться его пересмотра.

Пусть каждый читатель решает сам для себя, кто в данном случае прав, но вспомнил я эту историю, безусловно, не случайно. Дело в том, что одной из центральных тем библейской главы «Насо», которая будет читаться в синагогах диаспоры в ближайшую субботу, является как раз супружеская измена.

В отрывке повествуется об унизительном, но в то же время загадочном испытании «горькой водой», которому должна была подвергнуться женщина, заподозренная мужем в измене. Сначала «всякий муж, чья жена свернула с пути», должен был отвезти свою жену к первосвященнику. Тут, к слову, наши мудрецы обращают внимание на факт, что текст этого отрывка начинается не с осуждения таких женщин, а со слов о мужчинах – «всякий муж». По их мнению, это означает, что если жена и в самом деле «свернула с пути», то вина за это лежит не только на ней, но и – причем даже в первую очередь! – на муже. Значит, он не уделял ей достаточно внимания или совершил поступок, побудивший женщину к измене.

Первосвященник поначалу должен всеми силами убедить женщину сознаться в измене, если таковая и в самом деле была, чтобы не доводить дело до испытания. Но если та настаивает на своей невиновности, то священник снимал с её головы платок, обнажая её волосы – что у иудеев само по себе считалось позором, так как замужняя женщина должна ходить с покрытой головой. А затем заставлял выпить «горькой воды» – сложнорецептурного коктейля, состоящего из воды, земли с пола Храма и пепла от сожжённого пергамента с заклятием и упоминанием имени Творца.

В процессе женщину не раз предупреждали: если она и в самом деле «сошла с пути», то лучше сознаться и пойти разводиться. Иначе испытание можно и не перенести. Но если она выживет – значит, и вправду чиста пред мужем, и тот ревнует понапрасну. И тогда «горькая вода не причинит ей вреда, но принесет благословение».

Современному человеку этот ритуал покажется странным, если не «диким». Но надо оговориться, что по факту он проводился только в эпоху судей и в период Первого Храма, да и то лишь в первые века его существования. Затем он был отменен. Но если попытаться взглянуть на этот ритуал глазами рационалиста, можно увидеть, что он в значительной степени рассчитан на психологический эффект: если измена и в самом деле имела место, то страх смерти может заставить женщину признаться. Или помереть от страха публичного разоблачения её делишек. А вот если она «чиста пред мужем», то чего ей бояться.

Однако есть в этом испытании еще один момент. «Если муж будет чист от своей вины, тогда жена понесет свою вину», – гласит текст Пятикнижия. Таким образом, «горькая вода» работала только в том случае, если и сам муж был чист. Как пишет великий еврейский законоучитель Раши в комментарии к талмудическому трактату «Сота»: «Если муж хотя бы раз за свою жизнь вступил в запрещенную близость, то вода не способна “проверить” его жену». А перед разрушением Первого Храма еврейский народ, увы, погряз в таком разврате – и жёны изменяли мужьям, и мужья женам, – что всё это в итоге обессмыслило испытание «горькой водой». Именно об этом и сказал от имени Творца живший в эпоху царя Хизкиягу пророк Ошеа: «Не взыщу Я с ваших развратных дочерей и с ваших блудящих невесток, ведь и мужья их уединяются с развратницами».

Таким образом, раввин Лау был, безусловно, прав в своём финальном решении, констатируя, что общественные нравы в нынешнем Израиле опустились, видимо, уже до такого уровня, что предъявлять какие-либо претензии только к одной стороне и наказывать её совершенно бессмысленно. Но прав был он и в своём первоначальном решении, отмечая, что брак – это отнюдь не только экономический, но и духовный, и физический союз между мужчиной и женщиной, подобный союзу Б-га с еврейским народом, в котором обе стороны в равной степени берут на себя обязательство хранить верность друг другу. В том числе и в том, что касается физической близости, так как после измены подлинного доверия, как правило, уже быть не может. Или на его восстановление потребуются годы. И разрушение этой духовной связи между двумя людьми означает фактически уничтожение этого союза, вне зависимости от того, расторгнут он официально или нет.

И надо отметить, что именно на недопустимости самой мысли об измене и абсолютной преданности супругов друг другу строилась все последние столетия традиционная еврейская семья. Да и, думается, не только еврейская.