Между смертью и вечностью

Глава Торы, которую мы читаем на этой неделе, начинается с запрета, распространяющегося на людей, контактируя с которыми коэн (священник) может приобрести статус тамей (обычно это слово переводится как «оскверненный», «ритуально нечистый»). Коэн не может касаться тела умершего человека и даже пребывать с ним под одной крышей. Исключение в данном случае делается лишь в случае, если речь идет о кончине одного из близких родственников, причем степень допустимого родства также определяется в недельной главе — это родители, жена, дети, брат или незамужняя сестра. Законы, установленные для человека, имеющего статус коэн а-гадоль (первосвященник), еще более строги. Коэн а-гадоль не может позволить себе ритуальную нечистоту даже в случае смерти близких родственников, хотя он, как и обычный коэн, может пойти на нарушение запрета ради мейт-мицва, то есть, если умершего больше некому проводить в последний путь. В данном случае человеческое достоинство имеет приоритет над повелением коэну беречь собственную ритуальную чистоту.

Эти законы, равно как многие другие повеления, упомянутые в книгах Ваикра и Бемидбар (особенно это касается ритуалов, связанных с красной коровой), даны для очищения тех, кто так или иначе контактировал с телом умершего человека. В наши дни законы эти сложны для понимания. Рабби Йоханана бен Закая прославила фраза, сказанная им ученикам: «И мертвое тело не оскверняет, и воды не очищают — но сказал нам Святой, да будет Он благословен: вот закон, который Я вам дал, и нет у вас права нарушать его». Выходит, эти законы не подчиняются никакой логике. Все они — просто повеления Творца.

Да, данные нам законы ставят нас в тупик. Смерть несет в себе ритуальную нечистоту. Но и роды — тоже (Ваикра 12). Странное явление, известное как цараат, что обычно переводится как «проказа», удивительным образом не повторяет симптомов ни одной известной болезни, поскольку поражает не только человека, но также одежду и стены жилища (Ваикра 13–14).

Текущая недельная глава также упоминает о необходимости отстранить от службы в Святилище коэна, имеющего физические недостатки (например, если он слепой или хромой, горбун или карлик, с деформированным носом или покалеченной ногой) (Ваикра 21:16–21). В чем же заключается причина? Подобное отстранение, на первый взгляд, противоречит принципу «не гляди на его вид и на его рост высокий, так как его Я отверг, поскольку не так, как человек видит, ведь человек видит глазами [зримое], а Господь видит сердце» (Книга Шмуэля 16:7). Почему вообще внешность коэна влияет на то, разрешено ли ему служить в доме Б-га?

Логики в обычном для нас понимании в этих законах нет. Для того, чтобы понять их, сперва нам необходимо понять концепцию святости.

Всевышний существует за рамками пространства и времени, но именно Он создал время и пространство, равно как и все физические объекты в рамках времени и пространства. Следовательно, Б-г «скрыт» в сотворенном Им. В иврите слово олам (вселенная) имеет тот же корень, что и неелам (скрытый). По мнению каббалистов, сотворение мира сопровождал цимцум (стремление Б-га держаться в тени), без которого не могли бы существовать ни мы, ни вселенная. Вечное каждый раз уничтожало бы все материальное и ограниченное.

Как бы то ни было, если бы Б-г был полностью и безвозвратно скрыт от физического мира, мы оказались бы в ситуации, при которой Он будто бы никогда не существовал. С точки зрения человека, не было бы никакой разницы между непознанным Б-гом и несуществующим Б-гом. По этой причине Всевышний установил границы святости, которые стали отправной точкой, в которой Вечное сопоставлялось со временем, а Бесконечное — с пространством. Таким образом, священным временем является Шаббат. А священным пространством — сначала Мишкан, а затем Храм.

Вечность Б-га представляет собой максимально выраженную противоположность нашей смертности. Все живое когда-нибудь умирает. Все физическое в определенный момент рушится и исчезает. Даже солнце, как и сама вселенная, в конечном счете, прекратит свое существование. Отсюда берут начало хрупкость Мишкана и Храма и опасность, перед лицом которой они пребывают, находясь в точке, где то, что находится за пределами времени и пространства, начинает свое измерение в рамках времени и пространства нашего мира. Как материя и антиматерия, сочетание духовного и физического представляет собой опасность, от которой нужно уметь защищаться. Точно так же как эксперимент с высокочувствительными материалами должен проводиться в условиях абсолютной стерильности, священное место необходимо оградить от любых признаков, указывающих на смертность.

Таким образом, состояние тума не должно восприниматься как «осквернение», будто оно несет в себе нечто порочное. Тума напоминает о смертности. Смерть указывает на смертность, впрочем, как и рождение. Кожное заболевание, подобное цараат, дает человеку четкое представление о собственном теле, равно как и деформированная конечность. Даже небольшое пятно плесени на одежде или стене дома является симптомом физического разложения. В этих явлениях нет ничего плохого, но они концентрируют наше внимание на физическом и, следовательно, несовместимы с атмосферой святости, присущей Храму, полностью посвященной присутствию духовного, Вечному и Бесконечному, которое не умрет и не исчезнет никогда.

В самом начале Книги Иова нам дается наглядный пример. За короткое время Иов теряет все имущество, а затем лишается детей. Но его вера при этом остается непоколебимой. Затем Сатана предлагает подвергнуть Иова еще более серьезному испытанию — проказе (Иов 1–2). Эта логика кажется нам довольно странной. Каким образом кожное заболевание может стать более тяжелым испытанием веры, чем смерть детей? Не может. Эта история дает нам понять, что когда тело человека страдает, ему очень сложно, почти даже невозможно сосредоточиться на духовном. Это не имеет никакого отношения к абсолютной истине и связано лишь с человеческой психологией. Как сказал Маймонид, невозможно человеку познать истину и рассуждать о ней, когда он испытывает голод или жажду, ему негде жить или он болен (Путеводитель растерянных 3:27).

Современный американский ученый-библеист Джеймс Кугел недавно опубликовал книгу под названием «В долине теней», в которой он рассказывает о своем опыте борьбы с онкологическим заболеванием. По словам автора, когда врачи сообщили о том, что по всей вероятности, ему осталось жить не более двух лет (в итоге ему удалось победить болезнь), он осознал неизбежность смерти. Кугел пишет: «Фоновая музыка затихла». Под «фоновой музыкой» он подразумевает ощущение причастности к потоку жизни. Каждый из нас понимает, что однажды умрет, но все мы по большей части чувствуем свою причастность к жизни и времени, которое продолжает свой ход (Платон называл время «движущимся подобием вечности»). Осознание смерти лишает нас этого чувства и будто отделяет от жизни стеклянным ограждением.

Кугел также пишет: «Большинство людей, увидев измученного химиотерапией больного, стараются держаться от него подальше». Он приводит цитату из Теилим (38:12): «Товарищи и друзья держатся подальше от недуга моего; поодаль стоят ближние мои». Несмотря на то, что реакция организма на химиотерапию отличается от симптомов кожного заболевания или телесного недуга, все они вызывают у окружающих схожие чувства. Многие говорят себе: «Это могло случиться и со мной». Страдания других напоминают нам о «тысяче лишений, присущих телу».

В этом и заключается логика статуса тума (если слово «логика» вообще уместно в данном случае). Она не имеет никакого отношения к рациональности и связана исключительно с эмоциями (вспомните слова Паскаля о том, что «сердце имеет доводы, которых не знает разум»). Тума — это не «осквернение». Тума означает то, что отделяет нас от вечности и бесконечности, силой давая нам осознать собственную смертность и тот факт, что мы — физические существа, живущие в физическом мире.

Мишкан как пространство и Шаббат как время — довольно радикальные примеры. В древние времена, равно как и в некоторых современных религиях, люди нередко верили в то, что в нашем мире смертно все, а бессмертие даруется человеку только в раю или в загробной жизни. Именно поэтому многие религиозные течения как Востока, так и Запада, отрицали все земное. Согласно доктрине иудаизма, святость находится в нашем мире, несмотря на то, что она ограничена рамками времени и пространства. Но святости, как и антиматерии, необходимо обособление — вот почему законы Шаббата так строги, равно как и законы Храма и священников.

Святость — это точка, в которой встречаются небо и земля, где мы, сосредоточившись и позабыв все земные заботы, открываем для себя время и пространство в ощутимом присутствии Б-га, который находится за пределами этого времени и пространства. Это — намек на вечность в гуще жизни, в самые святые минуты позволяющий нам почувствовать себя частью того, что не умрет никогда. Святость — это пространство, в котором мы избавляемся от рамок ограничений и обстоятельств и понимаем, что находимся в «вечной мощи» (Дварим 33:27) Всевышнего.

Главный раввин Британского Содружества

Джонатан Сакс