Хозяин песни

Основатель движения хасидов ХАБАДа рабби Шнеур Залман из Ляд начал распространять свое учение в форме коротких поучительных сказаний. Позднее (сразу после освобождения из Петербургской тюрьмы в 1798 году) он писал большие работы, которые легли в основу философии ХАБАДа.

Одно из первых сказаний было основано на отрывке из Талмуда, гласившем: «Все животные, кто носит уздечку, должны выходить со двора в уздечке» (трактат Шаббат, 51 b). В Талмуде обсуждаются законы Шаббата, согласно которым еврею запрещено выводить животное со двора, если при этом оно перенесет что-либо с частной территории на общественную; тем не менее если на животном надета уздечка, его разрешается выводить, даже ведя за уздечку. Дело в том, что в Талмуде для обозначения уздечки используется слово «шир», которое также можно перевести как «песня». Ребе Шнеур Залман, основываясь на «двойном» переводе, говорил: «Хозяева песни – души и ангелы – выходят с песней и идут за песней. Они «выходят» в поисках встречи с Б-гом и отправляются в наш мир для выполнения главной цели своего создания, ведомые песнью и мелодией».

В период зарождения нового хасидского движения многие авторитетные раввины и мыслители, представлявшие «классический» иудаизм, активно выступали против ХАБАДа. Именно это толкование Шнеура Залмана быстрее остальных распространилось среди его последователей в Белоруссии и Литве и вызвало новую, крайне негативную реакцию противников; они возмущались, что хасиды, в очередной раз используя игру слов, дерзко попрали святость Торы, стремясь поддержать новые в еврейской традиции веяния. По их мнению, в Талмуде шло обсуждение уздечек, которые хозяева надевают на принадлежащих им животных, но ни в коем случае не пения душ и ангелов! Ни один знаток Торы не мог придумать – и тем более распространить! – подобное «толкование».

В Шклове слова рабби Шнеура Залмана вызвали настоящие беспорядки. В те времена в Шклове – небольшом белорусском городке – проживало большое количество знатоков Торы, выступавших против хасидов ХАБАДа. Там же жили и хасиды, но их было немного. После такого выступления лидера движения им пришлось всерьез обороняться от нападок миснагдим.

Спустя некоторое время рабби Шнеуру Залману случилось проезжать Шклов. Среди желающих встретиться с раввином были и те, кто всерьез изучал Тору и хотел получить разъяснение тех или иных законов — даже самые жесткие критики ХАБАДа признавали глубину познаний Ребе в Торе. Шнеур Залман внимательно выслушал все вопросы, но не ответил ни на один. Хотя, когда евреи Шклова пригласили его в главный зал города для чтения лекции, он принял их приглашение.

Зал был полон: на встречу с Ребе пришли и те, кто просто хотел поговорить с ним;  большая же часть ждала заключительной части встречи, когда можно будет задать Ребе любой вопрос и получить на него ответ. По городу уже были пущены слухи о странном поведении хасидского раввина, не ответившего ни на один вопрос посетителей. Многие надеялись стать свидетелями того, как на этой встрече Ребе также не даст ответов на вопросы по причине слабых знаний. Тем более, что собравшиеся прекрасно знали о недавнем заявлении «скандального» раввина, сумевшем вызвать такую шумиху. Рабби Шнеур Залман начал говорить. «Все, кто носит шир, должны выходить с ним со двора и быть ведомыми с его помощью», — процитировал он слова Талмуда. Затем последовало объяснение: «Хозяева песни – души и ангелы – выходят с песней и идут за песней. Они «выходят» в поисках встречи с Б-гом и отправляются в наш мир для выполнения главной цели своего создания, ведомые песнью и мелодией». После этих слов Ребе запел.

Среди прочих на этой встрече присутствовал авторитетный раввин Шклова Йосеф Колбо. Спустя многие годы, он рассказал эту историю хасидскому раввину Аврааму Шейнесу. «Я в тот день пришел с четырьмя сложнейшими вопросами – ранее на них безуспешно пытались ответить умнейшие раввины Вильно и Слуцка, — вспоминал рабби Колбо. —— Когда Ребе начал петь, все мои сомнения улетучились и каждый из моих вопросов постепенно нашел свой ответ. Когда Ребе закончил петь, мне все было понятно. Я чувствовал себя как новорожденный, который только что пришел в этот мир. И в тот день я стал хасидом».

                                                         Из писем и бесед Любавичского Ребе Йосефа-Ицхака