Есть ли у вас отец?

Мне вспоминается случай, произошедший со мной в детстве. Расскажу эту историю по порядку. Мне было лет семь или восемь. Мы жили в Хиславичах, маленьком городке на востоке Белоруссии. Мой отец был раввином местечка. Я, как и все еврейские мальчики, ходил в хедер. Мой учитель не был великим знатоком Торы, но он был настоящим хасидом ХАБАДа.

История, которую я хочу вам рассказать, произошла в холодный январский день. Я отчетливо помню тот день: было пасмурно и мрачно. Только что закончилась Ханука, в синагогах читали главу Ваигаш. После Хануки ушла йомтовкейт (атмосфера радости), которой праздник наполнял однообразную жизнь местных евреев.

Все ученики хедера знали, что впереди их ожидает длинная холодная зима. В эти дни мы просыпались ранним утром, когда еще было темно, и возвращались из хедера каждый со своим фонарем, потому что уже темнело.

В тот день все ребята в хедере пребывали в подавленном и унылом настроении, нехотя сидели на уроках и не хотели ничем заниматься. Мы монотонно читали — а скорее механически повторяли — первые строки главы Ваигаш, бубня слова на святом языке и перевод на идиш. И вот мы добрались до следующих слов: «И подошел к нему [Йосефу] Йехуда... Господин мой спрашивал рабов своих, говоря: “Есть ли у вас отец или брат?” И сказали мы господину моему: “Есть у нас, отец, старый, рожденный на старости лет мальчик”». Позвольте мне привести толкование Таргума Йерушалми на слова йеледа зикуним (рожденный на старости лет мальчик), который говорит об очень одаренном, способном, талантливом и умном мальчике. «Есть у нас, отец, старый и одаренный маленький мальчик». Один из ребят, читавших эти строки, остановился на вопросе: Аеш лахем ав? Есть ли у вас отец? и затем ответил: Еш лану ав закен ве-йелед зкуним катан (есть у нас, отец, старый, рожденный на старости лет мальчик). А потом произошло что-то странное. Меламед, который на протяжении всего урока дремал, пока мальчик читал вперемешку на идиш и иврите, встрепенулся, вскочил и дал ученику знак остановиться. Затем меламед повернулся ко мне и обратился, употребив русское слово подрабин, то есть помощник раввина. Стоит упомянуть, что так он называл меня в те моменты, когда был взволнован. В этом обращении всегда слышался оттенок сарказма и цинизма, потому что этот хасид никак не мог простить мне того факта, что я происхожу из Бреста, центра противников хасидизма.

Затем учитель спросил меня: «Что имел в виду Йосеф, спрашивая у братьев: Аеш лахем ав? Есть ли у вас отец? Разумеется, у них был отец, как и у каждого из нас! Единственный, у кого не было отца, — это первый человек на земле, Адам. Но у всех остальных, кто рождается в этом мире, есть отец. Так что же это был за вопрос?»

Я заговорил. Я честно пытался дать ответ, но учитель не давал мне закончить. «Йосеф, — наконец произнес я, — пытался выяснить, был ли отец жив. Спрашивая, есть ли у них отец, он хотел узнать, был ли их отец жив, или он уже умер». Если это так, с негодованием воскликнул меламед, он должен был задать вопрос по-другому: «Жив ли еще ваш отец?»

Спорить с учителем было бесполезно. Он продолжил урок, уже не обращаясь ни к кому из учеников. Создавалось впечатление, что он разговаривает с таинственным посетителем, гостем, незримо находящимся в холодном классе хедера. Йосеф не собирался спрашивать братьев об авот д’исгалим (позднее я узнал, что этим термином в ХАБАДе обозначается явное, видимое родительство). Он спрашивал братьев об авот д’искасин, тайном родительстве, скрытом и незримом. Выражаясь современным языком, я бы сказал, что учитель пытался объяснить, что Йосеф расспрашивал братьев о фактической, а не о биологической сути родительства. Он хотел выяснить, чувствовали ли его братья связь поколений, семейные корни. Осознавали ли они эту связь? Как вы относитесь к отцу? — спрашивал Йосеф. Смотрите ли вы на него, как ветви и плоды смотрят на корни дерева, на котором они растут? Считаете ли вы, что ваш отец — ваш наставник, основа вашего существования? Или же вы — шайка не помнящих родства пастухов, кочующих в поисках пастбищ?

Внезапно учитель отвлекся от разговора с таинственным незнакомцем и обратился к нам. Повысив голос, он спросил: «Вы скромны и смиренны? Согласны ли вы, что старый отец символизирует традицию? Верите ли вы, что отец может рассказать вам что-то новое и интересное? Что-то актуальное? Что-то, о чем вы не знали раньше? Или вы относитесь к мысли, что зависите от отца, как от источника своего существования, с пренебрежением, высокомерием и тщеславием?»

«Аеш лахем ав?! Есть ли у вас отец?!» — воскликнул меламед, указывая на моего одноклассника, который считался самым талантливым ребенком в городе. Он был самым одаренным, а я снискал репутацию тугодума. Его звали Исаак. Меламед повернулся к нему и спросил: «Кто знает больше? Ты — потому, что хорошо знаешь Талмуд, или твой отец, кузнец Яаков, хотя он с трудом читает на святом языке? Ты гордишься своим отцом? Если еврей признает приоритет своего отца, он тем самым признает превосходство Отца Небесного, Создателя нашего мира, которого называют Атик Йомим».

Вот такая история произошла в моей жизни, и я буду помнить ее всегда.