Раскаяние попрошайки

Возможно, эти слухи и были правдой, но от былого богатства не осталось и следа. У Берла не было ни денег, ни друзей, а его странные поступки зачастую напоминали поведение нездорового человека. Чего стоила только его привычка клянчить у прохожих сигареты. К каждому, кто проходил мимо, Берл подходил с протянутой рукой и тихо шептал: «Пожалуйста, дайте мне сигарету». Никто никогда не видел его курящим сигареты, да он и не мог выкурить их все — за день он выпрашивал до сотни сигарет.

Но однажды старик Берл будто преобразился. Он начал улыбаться, в его походке появилась неуловимая легкость, а спина выпрямилась. Он начал разговаривать с людьми и перестал клянчить сигареты. Оказалось, что на самом деле он довольно веселый и бодрый старик, умный и сильный духом.

История внезапной метаморфозы, случившейся с Берлом, была известна только одному человеку — раввину Йехиелю Михлу Тикочинскому, который возглавлял иерусалимскую иешиву «Эц Хаим». Именно при этой иешиве был открыт дом престарелых, в котором жил Берл. Спустя много лет, когда старик покинул этот мир, рабби Йехиель рассказал все, что знал о Берле Злодовиче.

Их знакомство состоялось много лет назад. В то время рабби Йехиель приехал в Минск, где собирал деньги на благотворительность. Берл принял раввина в своем роскошном кабинете и согласился пожертвовать деньги на строительство дома престарелых в Иерусалиме. После этой встречи Берл состоял в переписке с раввином и каждый год отправлял тому немалую сумму. С началом в 1914 году Первой мировой войны их связь прервалась.

В следующую их встречу в Иерусалиме перед рабби Йехиелем предстал нищий бродяга. Бывший благотворитель, конечно, получил комнату в построенном на его деньги доме. У него было все, в чем он нуждался, включая лучший уход — насколько это было возможно в такое тяжелое время. Рабби Йехиель каждый день навещал Берла, и сердце его болело при виде старого друга, который после случившегося с ним так изменился внешне и внутренне.

Однажды, войдя в комнату Берла, рабби Йехиель увидел широкую улыбку старика, который не улыбался до того уже лет 20. «Реб Йехиель, — сказал Берл, — сегодня моя жизнь началась заново! Это самый счастливый день в моей жизни! Я расскажу вам о себе. Вы знаете, кем я был и кем стал, но вы не знаете, почему это произошло. А я знаю. И винить в этом могу только себя самого. Всевышний благословил меня, даровав мне богатство и успех, а я не смог всем этим правильно распорядиться. Да, я щедро жертвовал деньги, я давал работу сотням евреев, получившим возможность обеспечивать жизнь своим семьям. Но я и не догадывался об истинном значении своего богатства, и не мыслил о своем долге перед Б-гом и человеком. Я считал, что мои деньги безраздельно принадлежат мне — ведь я заработал их благодаря своему таланту и тяжелому труду. Я искренне думал, что мои рабочие должны быть благодарны мне по гроб жизни за то, что я платил им небольшое жалование, благодаря которому они могли кормить свои семьи. Я был тираном, использовавшим всю свою власть для сокрушения неугодных мне. Если мой работник опаздывал на службу или не оправдывал возложенных на него надежд, я кричал на него, накладывал на него штраф и угрожал увольнением. И я часто увольнял людей, поскольку недостатка в сильных и здоровых мужчинах, отчаянно искавших работу, не было.

Я содрогаюсь при одной мысли о том, сколько людей стали несчастными только из-за моей бессердечности и жестокости. Так в царской России поступали почти все фабриканты. Но меня это, конечно, не оправдывает… Один из таких случаев я не забуду никогда. Однажды рабочий опоздал на 10 минут. Я пригласил его в свой кабинет. Когда он начал бормотать что-то о своей больной жене, я холодно ответил: “Ну, хорошо, твоя жена больна. Но почему я должен об этом думать?” и отправил его работать, сняв жалование за полдня — по правилам моего завода. Я думаю, этот случай стал началом моего конца. Вскоре произошла революция, большевики лишили меня всего, что я имел. По счастливой случайности я избежал ареста, выехал в Польшу и в итоге оказался в Иерусалиме. Здесь я нашел убежище, но не успокоение. Я был погружен в тяжелые думы — но не об утраченном богатстве, а о том, каким жестоким человеком я был. Я думал о рабочем, который всю ночь сидел у постели больной жены, а затем умолял меня не лишать меня работы, умирая от страха. Какое это, должно быть, ужасное чувство — зависеть от другого человека, которому и дела нет до того, что с тобой будет! Я понимал, что до тех пор, пока сам не испытаю того, что чувствовал тот рабочий, моя душа не успокоится.

И тогда я решил собирать подаяние. Мне не нужны были деньги — я испытывал к ним отвращение, да и все, в чем я нуждался, мне обеспечивал дом престарелых. Поэтому я решил просить у людей сигареты. Я часами стоял на улице, прося у прохожих закурить. На удивление, все они хорошо относились ко мне — возможно, потому, что знали о моей прошлой жизни и жалели ненормального старика. Сегодня утром я подошел к хорошо одетому господину и попросил угостить меня сигаретой. Он холодно взглянул на меня и сказал: “Хочешь сигарету? А мне что за печаль?” Эти слова, а тем более тон, какими они были произнесены, глубоко задели меня. Так меня еще никогда не унижали. На секунду я почувствовал себя никем и ничем, понял, что мое существование не имело ни смысла, ни цели, а затем я задрожал. Когда–то, 20 лет назад, эти самые слова я сказал тому рабочему! Внезапно меня охватила радость. Круг замкнулся, и теперь я могу спокойно умереть, зная, что Б-г принял мое раскаяние…»

Янки Таубер